Мастерская смерти

— А с родителями у нее не было проблем?

— Ей ведь не исполнилось еще и восьми лет, какие тут проблемы? И потом, она была умницей. Не то что эта язва Аннабель.

— А кто из детей любимчик в семье?

— Трудно сказать. Папаша Андрие ко всем относится совершенно одинаково, как в армии. А она... часто кажется, что ее вообще здесь нет. Одна пустая оболочка, дом, в котором никто не живет.

— Она... принимает наркотики?

— Ну ты прямо как легавый! Нет, не принимает. Ее скорее тянет на выпивку.

— А священник что собой представляет?

— Двоюродный братец? Вот уж кто мне никогда не нравился! Со своими улыбочками и слащавым голоском— прямо старый педераст, вырядившийся священником!

Гаэль подняла глаза от книги.

— Думаешь, один из этих священников-педофилов?

— Во всяком случае, очень похож.

— А он не позволял себе никаких двусмысленностей с детьми? — спросил Шиб, опираясь на локоть.

— Нет, — неохотно признала Айша. — Да он вообще с ними мало общался. Постоянно возится с Бланш.

— Думаешь, он с ней трахался? — с притворным ужасом спросила Гаэль.

— Меня бы это удивило. Она глаз не сводит со своего Жан-Юга. И потом, Жан-Юга обманывать неинтересно. Он абсолютно не ревнивый.

Гаэль отложила книгу и повернулась к Шибу.

— Почему ты задаешь все эти вопросы? Думаешь, с девочкой плохо обращались?

Ну вот, это произнесено вслух.

— Не знаю. Но тут что-то не так.

— Плохо обращались? Да вы что, спятили? — возмущенно воскликнула Айша. — Никто никогда и пальцем не тронул Элилу!

— Иногда такие вещи случаются безотчетно, словно что-то поднимается из глубины. Известно много подобных случаев, — заметила Гаэль, нахмурившись, — Например, когда женщины тайком травили своих детей или нарочно провоцировали опасные ситуации. Это называется «синдром Мюнхгаузена».

— Нет, ты точно спятила! — повторила Айша.

— Скорее уж, твоя Бланш Андрие.

— Она никогда не делала ничего плохого никому из детей. Бланш— образцовая католичка.

—Тем более. Как по-твоему, Шиб?

Он пожал плечами. Кто знает, на что способна такая женщина, как Бланш Андрие? Да и кто знает, на что способен он сам, Шиб Морено?

— А с другими детьми ничего подобного не происходило? — продолжала расспрашивать Гаэль, видимо заинтересовавшись этой темой.

— Пожалуй, нет, — ответила Айша.

— Никто не расшибался, ничего себе не ломал?

Некоторое время Айша размышляла.

— Кажется, нет. В любом случае это ни о чем не говорит. Элилу просто была очень неловкой.

Гаэль вновь повернулась к Шибу, в котором видела союзника.

— Так ведь всегда говорят о детях, с которыми плохо обращаются? — полуутвердительно сказала она. — «Он поскользнулся, он упал с лестницы...»?

— Перестань! — запротестовала Айша. — Тебя послушать, так ее убили, бедняжку!

—Кордье осматривал тело? — поинтересовался Шиб, садясь.

— А его тут же позвали. Я сама ему звонила. Плесни мне еще немного вина, Гаэль. Спасибо.

Айша сделала глоток и продолжила:

—Было полседьмого утра, я только что встала и собиралась идти на кухню завтракать. Я не занимаюсь готовкой, в доме есть кухарка, Колетт. Ну вот, короче, я шла через холл, там было полутемно, свет я не зажигала. И вдруг заметила что-то у подножия лестницы. Какую-то кучку тряпья. Но тут же поняла, это что-то совсем другое, и у меня похолодело в животе. Я подошла ближе, и сердце у меня так и заколотилось. Я еще не знала, что это Элилу, но чувствовала, что ничего хорошего не жди. И тут я разглядела ее. Она лежала на животе, но... ох, черт! ее голова была повернута назад, и она смотрела прямо на меня. Ноги у меня стали как ватные, и я все никак не могла осознать, как это — она лежит на животе, значит, не может на меня смотреть. Да она на самом деле и не смотрела: глаза у нее были стеклянные, широко открытые и неподвижные. Стоит мне об этом вспомнить — сразу тошнота подступает.

Никто не произнес ни слова. Гаэль снова наполнила бокалы. Айша провела рукой по волосам, потерла виски. Гаэль наклонилась к ней:

— И что ты сделала? Закричала? Потеряла сознание?

— Нет, ни то, ни другое. Странно, но я вдруг стала очень спокойной, когда поняла, что она мертва. Прежде всего я пошла в кабинет Жан-Юга, чтобы поискать номер мобильника Кордье и позвонить ему. Он, очевидно, собирался бриться— я слышала жужжание бритвы— и сказал: «Черт, этого не может быть!», а потом: «Я сейчас приеду». Я расслышала, как он пробормотал: «Господи, бедная Бланш!» Потом мне пришлось сообщить обо всем Колетт, которая начала плакать и убиваться, и я ей велела заткнуться. Сказала, сейчас неподходящее время реветь. Потом наступил самый трудный момент— надо было подняться наверх и рассказать обо всем им... Я ужасно сдрейфила. Еле поднялась наверх и постучалась в дверь спальни. Мне открыл Андрие. Он был в спортивном костюме— каждое утро он полчаса бегает по парку— и недовольно спросил: «Что произошло?»— «С Элилу случилось несчастье, месье».

— Ужас какой! — пробормотала Гаэль, опустошая бокал.