Мастерство романа

Любые мечты и «мысленные эксперименты» имеют один и тот эффект, даже если речь идет об «убийстве» вашего заклятого врага: они приносят облегчение от внешнего и внутреннего гнета, подобно тому, как подводный пловец вновь ощущает себя на поверхности, жадно глотая воздух.

Таким образом, основная цель романа изначально была связана с пониманием смысла свободы, и проблема свободы человека стала одной из главных его тем. Ловелас Ричардсона говорит об удовлетворении «своей собственной царственной воли». Руссо заявляет о том, что «человек рожден свободным, но повсюду заключен в цепи», предполагая, что демократическое устройство, образование и более справедливое распределение богатства должны принести всем людям долгожданную свободу, право на которую было дано ему от рождения. Шиллер говорит о том, что «лишь свобода творит гигантов». В основе всех романов маркиза де Сада лежало предположение о том, что целью всей человеческой жизни являются удовольствия и что люди вольны удовлетворять их, даже путем убийств и пыток. Известный герой Байрона грозит небесам кулаком, отстаивая собственное право делать то, что ему хочется, несмотря на окружающих людей. Примером еще одного байронического мятежника является образ Хитклифа из романа Эмилии Бронтё...

Последствия этого мысленного эксперимента в области человеческой свободы весьма схожи с опиумным опьянением. Погружаясь в художественный мир романа или любой из поэм Байрона (имевших у читателей куда как больший успех, чем сами романы), невольно ощущаешь «снятие всякого напряжения и тревог, особый вид расслабленности и блаженного успокоения» и так далее. Существует известное сходство между чтением романа и потреблением опиума; любому опытному читателю знакомо чувство забытья, потери контакта с внешним миром, некий вид душевной диспепсии.

Тем не менее между тем и другим существует одно существенное различие. Употребление опиума оказывает свое воздействие на центральную нервную систему человека, на время успокаивая ее и отпуская в свободное путешествие наркотического транса. Роман же оказывает свое воздействие на человека путем расширения видения. Повседневное сознание людей ограниченно, подобно узким линзам камеры. Ими хорошо снимать превосходные картины крупным планом, общий вид которых тем не менее достаточно узок. С другой стороны, профессиональный фотограф может снабдить свою камеру широкими линзами, с тем чтобы сделать снимок всей панорамы в целом. А этои есть аналог сознания, к которому мы приходим с помощью чтения романа. Он снабжает наши души широкими линзами, с помощью которых мы смотрим на мир. Он дает нам возможность «отстраниться» от событий, подобно камере висящей в воздухе, которая внезапно открывает нашему взору самые дальние уголки сельской местности. Разумеется, мы всегда «знали», что эти уголки существуют, хотя бы и в абстрактном смысле; но узкие линзы повседневного сознания оберегали нас от непосредственного взглядана них. Впечатления многих людей, принимавших опиум, имеют схожий эффект, — они могли свободно перелетать через горы или преодолевать просторы океана, — но их видение вещей оставалось лишь бесконтрольным наркотическим сном. Роман же можно было бы назвать контролируемым опиумным опьянением. Его целью остается обеспечение широты нашего сознания.

Теперь становится ясным, почему «натуралистический роман» не стал тем революционным прорывом в литературе, о котором мечтали Флобер и Золя. Напротив, в «Госпоже Бовари»Флобер сделал целый шаг — а на самом деле, даже два шага — назад. Он просто заменил широкие линзы своей камеры на узкие. А центральным персонажем своего романа он сделал недалекую кокетку, которая даже при самом смелом полете фантазии не может стать собственным образом Флобера. (Известны слова писателя: «Госпожа Бовари — это я сам, но это совершенно не так»). Все верно: в романе «Госпожа Бовари»речь идет о «свободе» — жена сельского доктора пытается стать в некотором роде свободным человеком, — но в романе нет исследованияо человеческой свободе; судьба Шарля и Эммы предрешена с самого начала. И отнюдь не из-за трагического мировоззрения Флобера, но из-за его изначального презрения к ним.

Если бы Флобер и Золя были настолько гениальны, они попытались бы соединитьузкие и широкие линзы, подобно тем бифокальным аппаратам, с помощью которых в любой момент вы можете поменять фокус вашего зрения.