Боцман в противогазе тихо сидит в уголке. Неторопливо скрипит сталь, Мастиф не спеша копается в переплетении проводов, потом резким рывком вырывает очередную плату из развороченных внутренностей. Вначале он хотел разбирать боеголовку прямо в шахте, но оказалось, что между стенкой ракеты и стеной шахты всего тридцать сантиметров. Узко, неудобно, специально сделано, чтобы из-под воды стрелять… Ничего, меч Полеслава легко справился и с этой задачей. Прошлось покопаться, вытащить полуторатонную каплю на батарейную палубу и отрезать саму «голову» от третьей ступени.
Мастиф не останавливался ни на минуту. Эта часть плана по его расчетам должна была занять семьдесят два часа. Пока укладывался, но могло случиться так, что он «запорет» первую боеголовку. Тогда пошла бы вторая, может быть — третья. Их здесь двести штук. А систем защиты едва ли больше двадцати.
— Борт семнадцать, — раздался в тишине строгий голос, и даже Мастиф вздрогнул, схватился за оружие. Боцман не пошевелился.
— Борт семнадцать. Отзовитесь. Я — Молния, — говорил голос, словно бы вещал, пытался прорваться сквозь мрак и неизвестность. — Кострома, отзовитесь. Почему произведено погружение? Борт семнадцать, держитесь. Если слышите меня — стучите в борт. Кострома, отзовитесь…
Мастиф поднялся, подошел к интеркому. По всей видимости, около лодки уже вьются аквалангисты, сумели подключиться через внешнюю связь к внутренней. Трубка интеркома была беспроводной, Мастиф осторожно, словно бы она могла взорваться — снял ее с рычага, прижал к уху.
— Борт семнадцать, — говорила трубка. — Кострома, отзовитесь…
— Это я, — тихо сказал Саша.
— Борт семнадцать! — взревел голос. — Кто говорит? Я — Молния!
Пауза, долгая и глубокая, словно пропасть. И твердый, стальной ответ, пронизывающий не хуже яростного порыва урагана; словно удар молнии, удавка на шее…
— Я — Мастиф.
— Какой Мастиф…
И снова — пауза, недоумение, загадка со страшной отгадкой.
— Говорит Мастиф. Немедленно уберите от борта всех, иначе я взорву лодку, вашу мать…
— Повторите. Не понял — кто говорит? Кто Мастиф?
— Я — Мастиф. И говорю с тобой, ебитская сила. И если ты, мудак, ни хрена не понял, то я сейчас взрываю лодку.
Александр еще успел разобрать всплеск эмоций в глубине динамика, и связь сразу оборвалась.
Мастиф оскалился и вернулся к работе. Трубку от уха он не убрал.
— Говорит адмирал флота Тихомиров… Назовите себя…
Мастиф улыбался, продолжая копаться внутри боеголовки. Он уже избавился от электронной начинки, обнаружил основной и резервный аккумуляторы, сковырнул «таблетки», закоротил или вырвал все схемы. Теперь с электронной защитой покончено. Осталась механическая.
— Говорит адмирал флота Тихомиров… Назовите себя… Они там что, издеваются?
— Тут должен быть обратный взрыватель, — сказал сам себе Мастиф. — Он должен срабатывать как самоуничтожитель…
— Что? — не поняли в трубке.
— Говорю, что если не можешь помочь, то не суйся! — рявкнул Мастиф.
— Кто говорит? Назовите себя…
— Эй, ты, адмирал, — проворчал Мастиф. — Пошел в жопу. Или нет… подключи мне пару спецов. Знаешь, что я сейчас делаю?
— Если вы сейчас же не передадите трубку кому-либо из офицеров, то я вас под трибунал…
— А что, идея, — проворчал Мастиф, оторвался от работы и подошел к боцману. Пнул неподвижно сидящего человека — но тот не пошевелился.
«Опять драться полезет» — с сожалением подумал Саша.
Но боцман уже не мог драться. Лицо под противогазом посинело и сморщилось, точно моряк собирался чихнуть, да так и не смог.
— Такого человека загубил, — мрачно сказал Александр.
— Немедленно… — ревела трубка.
— Пасть захлопни, — посоветовал Саша. — Нету здесь офицеров. Был один, здоровый такой, чуть челюсть мне на затылок не снес. Потом задушить хотел, и еще — застрелить. А я знал, что топливо ядовитое, противогаз ему надел, а шланг проело. Едкая, сволочь… Задохнулся он…
— Какое топливо? — не понял адмирал.
— Говорит каперанг борта семнадцать Симонов. Что случилось с младшим лейтенантом Кузнецовым? У вас утечка ракетного топлива? Кто вы? Говорите…
— Я — Смирнов Александр Сергеевич. Ты уж, каперанг, извини… Радиста твоего я кокнул, и команду твою… и Кузнецова не уберег. Хороший был человек, могучий. А топливо по лодке разлилось — так это я топливные баки вскрыл, когда боеголовку вытаскивал…
— Боеголовку, — похоже, что на той, далекой трубке, начали понимать, что дело приняло далеко не детский поворот.
— Зачем вам боеголовка?
— Я ее сейчас взорву, если вы своих водолазов от борта не уберете, — рявкнул Мастиф и снова улыбнулся, представив, какой переполох поднялся на командном пункте.
Прошло минут пять, прежде чем кто-то смог сказать хоть что-то внятное.
— Вы не можете ее взорвать, — уверенно сказал уже четвертый голос.