Мастиф (СИ)

Саша не понял откуда взялся топор. Он словно появился сам по себе, брошенный с остервенением, с дурацкой силой. Оружие обогнуло сверхчеловека и впилось в затылок молодайке. Лет двадцать пять, не больше, невыразительное длинное лицо, мышиные волосы, блеклые глаза. Наверно, Гаврила мог бы помочь, но ему не дали, завалили девку дебелыми телами, и тогда гигант вытащил кнут и стегнул — с присвистом, по воздуху, смачно, громко; так, что от этого звука одну из старух разорвало пополам. Потом кнут хлопнул еще раз; и еще… Бабы, потеряв головы от ужаса, разбегались по улице. Сверхубийца посмотрел на четыре тела, вздохнул, развернулся, и хотел уже уходить, как…

— Эй, чувырло, погоди чуток, — крикнул Наиль. Потом татарин вспомнил, что на сверхлюдей оскорбления не действуют.

— Гаврила, стоять. Жди меня. Я тебя прошу! — еще громче крикнул Наиль.

— Знаешь, Искандер, — похоже, Наиля уже не остановить. — Это моя земля, я в ответе за людей, которые на ней живут. Я убиваю только тех, кто опасен. Этот урод убил тех, кто не мог даже помешать ему. Я не имею ничего против. Но, может быть, кто-то должен стать первым?

С этими словами татарин перескочил через парапет, отделяющий дорогу от тротуара. Саша застыл на месте, он словно потерял дар речи, а ведь мог крикнуть, заорать:

— Стой! Приказываю — стоять! Стоять, мать твою, руки за голову, морду в пол!

Да только Мастиф сам учил людей не слушать приказы и жить собственной жизнью. Да и не остановил бы он никого. Равиль тенью следовал за братом. Двое против одного. Не очень честно, но что честно в этом мире? Может быть, государство было честным, когда выставляло против одного — тысячи тысяч людей? И никогда одиночки не побеждали.

— Знаешь, — легкомысленно, во весь голос говорил Наиль, обращаясь к брату. — Мы ведь дарим людям такие ощущения, которые они никогда не смогут больше испытать. Мы выше художников, выше поэтов и музыкантов, потому что верх их достижений — замершее на секунду сердце поклонника. Мы же можем сделать нашим поклонником любого, и его сердце замрет не на секунду, но навсегда, на вершине самого высокого чувства и желания…

Нет, все-таки это был невозможный человек. Вразвалочку, даже чуть вихляя бедрами, с улыбочкой — навстречу смерти. Какая разница — чужая она или… не очень чужая… Наиль вывернул свою невозможную гаубицу со спины в одно мгновение, так, как умел только он, как в вестернах, только что ничего нет — а смерть уже несется к тебе со скоростью, превышающей звуковую мало что вдвое. Пятидесятиграммовая пуля, способная пробить рельс, кирпичную кладку, даже бронетранспортер — насквозь, с пяти метров, практически — в упор. Звуки слились, хрипит автомат в руках Равиля, ухает монстр Наиля, и Мастиф уже приготовился кричать: «Есть! Молодцы, ребята!! Давай!!!» — как только Гаврила упадет. Но не падает… не падает, зараза! Равиль меняет магазин — единым, цельным движением, но сверхчеловек уже рядом, громадное лезвие поднимает обычного человека, потрошит — уже в воздухе. А Наиль — успел, выбросил винтовку, отпрыгнул, он умел хорошо прыгать с места, еще в школе пытался ставить «пионерские» рекорды. Ведь настоящий пионер должен был, по идее, подтягиваться двадцать пять раз, метать теннисный мячик на сто метров, и прыгать с места — на три метра. Наиль подтягивался — двадцать два, мяч метал на шестьдесят, а вот прыгать… да… прыгать он умел на три метра, причем что вперед, что назад, что вбок… прямо человек-лягушка. И снова — прыжок назад, Гаврила нависает, но татарин снова (невозможно это, просто невозможно!) увернулся, ускользнул, просочился под мышкой, и оставил на груди, на белой широкой груди, прикрытой тонким шелком — длинную красную полосу. Сам он невредим, зубы навеки застыли в оскале, два ножа, в правой — булат, в левой — десантный. Гаврила уже не спешит, может быть — он ошеломлен, а может — развлекается, мало где и когда можно найти такого противника… Опасного, бесстрашного, хитрого. Зря он так, зря понадеялся на свою «сверх». Сверхсилу, сверхреакцию, сверхразвитие, сверхумение… Наиль поднял левую руку над головой — и лезвие десантного ножа сорвалось, вылетело, словно выстрелило из кисти, хороший трюк, нельзя сразу предугадать, и Гаврила пошатнулся, ошеломленный не менее бешенного татарина… Лезвие торчало прямо из глаза, темно красная кровь капала на рубаху; Наиль прыгнул, полоснул по ноге, по животу, по груди, уже все! можно бить! прямо в сердце, не надо медлить… ну же… давай!