Мать-ехидна лучше всех! Записки уборщицы-интеллектуалки

— Да нет, не для рассасывания, — растерялся молодой доктор. — Для уменьшения шума в сердце.

Вечером счастливая обладательница пары сверхкомплектных сердечных перепонок гордо рассказывает бабушке о своей уникальной анатомической особенности:

— Ты знаешь, у меня образовались новые наросты в сердце. Я думаю, это от семейного питания. Мама так вкусно готовит, а я очень хорошо кушаю. Вот органы и разрастаются.

* * *

При оформлении санаторно-курортной карты принимающий нас доктор привычно задавал вопрос о перенесенных заболеваниях. Пока я открывала рот, чтобы перечислить стандартную скарлатину с ветрянкой, условно-тяжело-больной ребенок с достоинством произнес:

— У меня склероз!

Раскланявшись с выронившей авторучку докторшей, я вывела дочку из кабинета.

— Какой склероз, что ты выдумываешь? — сердито прошептала я, изо всех сил сохраняя доброжелательно-заинтересованное выражение лица.

— Я не выдумываю! — обиделась дочь. — Мы же с тобой были у хирурга, и он сказал, что у меня левое плечо чуть выше правого и что это называется склероз.

— Сколиоз, а не склероз! Искривление позвоночника! Так бы и говорила, а то — склероз.

— Нояжехотелапо-научному выразиться!

Подруги

Психологи предупреждают: взрослым не стоит дружить с детьми. Нельзя подменять понятия, вводить в заблуждение, манипулировать сознанием, терять пальму первенства, желтую майку лидерства и прочие атрибуты родительско-самодержавного положения. А мы с Полиной, вопреки советам специалистов, старательно возводим замок нашей дружбы на фундаменте взаимного доверия, уважения и понимания.

Я не боюсь уронить корону, откровенно рассказывая дочке о своих трудностях и неудачах, ошибках и поражениях и даже совершенно нескромно и самодовольно хвастаясь собственными победами в трудных, но обязательно честных боях. Я открываю тайники своей души перед взрослеющим человеком, надеясь на то, что эти сокровища ей пригодятся. Яркие гирлянды старательно собранных мной воспоминаний, умозаключений, выводов и задумок переливаются под лучами восхищения, умиления, а порой и недоумения моей подрастающей подруги.

Одни из самых счастливых моментов моего детства — это дни, когда родители оставляли меня ночевать в гостях у бабушки Нины. Я очень любила слушать бабушкины истории. Она рассказывала о том, как трудилась во время войны, как бегала с девчонками на танцы в Дом культуры железнодорожников, как ее подружка Валя Мухина сшила ей платье из зеленого крепдешина. Бабушка не раскрывала страшных семейных секретов и не выдавала эксклюзивной информации. Она говорила о своей работе, о своей маме и моей прабабушке Евгении Павловне, которую я не застала в живых, о рецептах варенья из крыжовника; в ее рассказах не было назидательно-обучающих или воспитательно-снисходительных ноток. Эти рассказы манили меня не подробностями довоенного быта, а особым доверительным настроем, ощущением равенства между рассказчиком и слушателем. «Я не спешила выходить замуж» — это был один из лейтмотивов бабушкиных историй, вызывающий мое жгучее любопытство и в то же время самое острое непонимание. Как это — не спешила? Ведь «замуж» — это и принц под алым парусом, и белое платье с фатой, и золотое колечко на пальчике, и праздник, который всегда с тобой, и счастье материнства, и высота социального статуса жены!..

Думая о бабушке, я до сих пор не перестаю удивляться ее житейской мудрости. Ведь именно ее рассказы о работе, семье и долге стали основой моих собственных размышлений о ценностях жизни. Любить дело, которому ты служишь, беречь своих близких, друзей, не жить в праздности — кристаллики этих мыслей прочно оседали в моей голове.

Бабушка не давила на меня, не преподносила свою жизнь как единственно верную данность, а предлагада мне определиться самой. Она была не учителем, не наставником, не контролером, а самой настоящей старшей подругой. Да, это была дружба неравных. Это была дружба опыта и незрелости, мудрости и наивности, дружба плодоносящей осени и зарождающейся весны. Но — и это самое главное условие! — это была дружба людей, безусловно любящих и понимающих друг друга.

— Ты ведешь себя с ребенком как со взрослым, — недавно подметил мой наблюдательный муж. — Дочка ведь еще маленькая, и она может не понимать многих вещей.

А я уверена, что она все понимает. Даже если не все понятия или поступки укладываются в созданную ей оценочную систему, какие-то вещи она постигает сквозь призму уже моего отношения к ним. Она чувствует волну интереса, осуждения или восторга, исходящую от меня, и настраивается на это, изначально полностью доверяя моим суждениям об окружающем мире и явлениям внутри него.