Мать и сын

Вместо суждения во мне созрело осознание: феномен религии есть судьба… Да, это так: религиозное есть истинное, не зависящее от культуры или уровня развития, неотъемлемое человеческое качество. Можно сжечь дотла все церкви на земле и залить карболкой место, где они стояли — вотще: футбольные фанаты, к вящей славе своего надутого, кожаного круглого бога, будут по-прежнему крушить вагоны в поездах и опасно ранят в голову женщину на перроне, вышвырнув скамейку из купейного окна, и никто не узнает, «кто это сделал»… Автогонки, с одобрения властей, всякий раз будут требовать жертвы в лице хотя бы одного курьера и сеять по всему кварталу следы насилия и грабежа… И, подобно кожаному богу, имеющему целью востребовать свою ежегодную и безоговорочную пошлину в виде мертвых и непоправимо искалеченных из лагеря противника, верующие будут толкаться и громить все подряд, чтобы иметь возможность рассмотреть поближе невзрачную марионетку, именуемую кинозвездой…

Да, вот таким образом… Но, смирившись с участью… если человек готов примириться с ней, возможно ли, что из этой участи можно сделать нечто не животное, но человеческое и достойное человека… то, что принесет человечеству добродетель и счастье вместо одних лишь бед? Это уже не раз пробовали, конечно…

В припадке пьяной бесшабашности и обуреваемый чувством долга, я обдумывал в ночи отважный план, подобно рекруту, который, недовольный военной службой, «подумывает купить пушку и открыть свою лавочку». Кто-то должен это сделать, внушал я сам себе, не правда ли? Разве не мог я стать основателем мировой религии, но такой, которая сделает ненужными все остальные религии, включая «колесный спорт» и футбол, и будет спасать человечество не только по пятницам, или субботам, или по воскресеньям, но все семь дней в неделю?

Однако дорога окажется длинной, и вот еще что: я опоздал. Наш Спаситель уже к своим тридцати свое домашнее задание сделал, а мне было уже под сорок. И разве я мог быть Сыном Божьим? Чего не бывает, того не бывает никогда, и с Божией помощью и в Нидерландах много чего может случиться, однако мне казалось маловероятным, что я, прилично двинутый алкоголик, мог быть человеческим воплощением Бога.

А кстати, что должна будет представлять собой новая религия? Можно «начать с малого», — беломраморная статуя с прикрытым вуалью лицом, например, и душам будет дозволено, — разумеется, за подходящую плату, — возлагать цветы к ее подножию. Но кроме того?.. Все остальные, необходимые символы, в слове и образе, учение… И это было еще не все: толпы бородачей, социалистических мыслителей, волосатиков, макробиотов и прочих лесоебов, от которых надо держаться подальше… И потом: могут ли Нидерланды на самом деле быть колыбелью откровения и мировой религии? Для этого необходимы пустыни и иссушенные, суровые плоскогорья: в Хоой[79] или Кримпенерварде[80] такого днем с огнем не сыщешь.

И вот что мне немедленно стало ясно: ничего нового уже придумать невозможно. Понятно, что в классификации, в которой символы расставлены подряд и иерархически друг с другом связаны, еще можно отыскать небольшую область для личной инициативы, но кроме этого — ничего, просто ничего нового под солнцем. Разве не лучше было бы, например, продолжить прежнее, испытанное дело с устоявшейся клиентурой, вместо того, чтобы пытаться вырастить, как гриб, совершенно новое предприятие?

Так значит, стать католиком?.. Ну уж нет: при ближайшем рассмотрении самое лучшее, что я мог сделать, — ни во что такое больше не впутываться. Мои религиозные иллюзии были назначены мне судьбой, — да, конечно, — но в то же время это было моим личным делом, и на так называемую благодать, каковую Мать и Сын — являвшиеся, подозреваю, просто-напросто моими алкоголическими двойниками — так щедро изволили излить на меня, мне было бы лучше пожать плечами и отделаться от нее, заявив, что «с рук не покупаю». Я не был опасен: безумен, да, но это же не означает, что мне — прямой путь в богадельню с крестом на двери?

В только что купленном доме «Трава» я приступил к очередной новой книге, — не о жизни знаменитых первооткрывателей или отважных пионеров авиации, и не о любви юноши и девушки из различных слоев общества, нашедших друг друга, ибо любовь побеждает все… Нет, как и прежде: о сексе, выпивке и смерти; о полночном ветре; о мужчине и мальчике, возжелавших, но не обретших друг друга, или, лучше сказать, о мужчине, возжелавшем мальчика, в то время как мальчик мужчину не хотел совершенно, что вовсе не удивительно… «Ближе к Тебе» будет ей имя: одно название уже чего стоило, что уж там.

По большей части я был один, не раздергивал штор, чтобы не подумали, что я дома, и на ночь отключал звонок, поскольку молодцы-яхтсмены из лагеря неподалеку имели обыкновение звонить в дверь по утрам, этак около половины четвертого, чтобы потом раствориться во тьме.