Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад

Я ответил, что стираю одежду, как только представится случай, в городской прачечной-автомате или в озере. А также часто плаваю и пробую намылиться, но иногда забываю, когда последний раз так делал, ну и пропускаю пару дней.

— Жалко, — с тоской сказала Снежка.

От ночевок на бетонном полу ангара у меня разболелась спина, пришлось у сестер просить аспирин. Иногда шея со спиной жестоко ныли, а таблетки лишь притупляли боль, но и всё. Тогда Роза предложила мне ночевать у них в коттедже — там полно спален, всех и не сосчитаешь. В доме есть помещения для обслуги, сказали сестры, у него отдельный вход, и никто не живет там. Ночью можно потихоньку туда пробраться и спать в удобной постели с пуховыми подушками и добротными простынями.

Я сперва отказывался — боялся, что нарвусь на кого-то из домочадцев. Однако все было тихо, когда однажды я все же попробовал зайти уже после того, как девочки ушли спать. Тишина стояла такая, что мне даже померещилось, будто они живут здесь совсем одни, а пищу и воду им подают какие-то невидимые руки.

Постель была очень приятна после бетонного пола — до того приятна, что я чуть было не начал пересматривать текущий образ жизни: затаился в ангаре, немытый-небритый, прячусь от почти уже бывшей жены. Но мысль пошла по кругу — скрываться не так уж и плохо, ведь именно поэтому я здесь, в роскошном особняке с мягкими простынями и добрыми девочками.

Потом я частенько пробирался по узкой черной лестнице и спал в отдельной комнате, приткнутой под самой крышей. Ставил себе будильник на наручных часах и, едва забрезжит рассвет, украдкой выбирался наружу. Летом двери коттеджа не запирались, хозяева всегда были дома — ну или прислуга. Я за ними подсматривал, если был удобный случай. Садовник-мексиканец разъезжал на газонокосилке совершенно без толку — ничего не стриг, просто нравилось кататься. У беседки курила горничная, и оба порой исчезали в кустах — потрахаться.

Однажды у матери девочек в жизни случился какой-то просвет, и она надела белоснежный теннисный костюм. Бегала с Розой по глиняному корту, неловко отбивая мячи слабыми руками. Снежка сидела за боковой линией и фотографировала для семейного альбома.

То был редкий случай, когда мать можно было увидеть на воздухе, на солнышке, такую оживленную.

Однако уже через пятнадцать минут она снова ушла в дом, то ли разозлившись, то ли расстроившись. Швырнула ракетку, выпалила что-то, я не разобрал. Я видел лица девочек, когда она уходила. Грустные, но спокойные; видно, они смирились с тем, что у них такая мать — умственно отсталая красавица с паучьими руками и ногами, с беспричинными истериками.

Может, никакая она не балерина, подумал я. В мире не так уж много умственно отсталых балерин, насколько я могу себе представить, а таких полоумных анорексичек, как эта, наверняка хватает.

Тем же вечером, уже в сумерках, девочки пришли поплавать со мной в озере. Роза намылила мне голову шампунем. Один из очень редких случаев, когда сестры меня касались. Они вообще не были склонны к физическому контакту. Обе явно выросли без особых ласк, да к тому же я был для них старый хрен, часто еще и вонял, в общем — ничего привлекательного. Вдруг я решу, что они заигрывают: без сомнения, этого они и опасались.

Но тогда у причала Роза с хохотом толкнула под воду мою намыленную голову, а когда я вынырнул, отплевываясь и отдуваясь, Снежка снова нажала ладонью мне на макушку, и обе принялись в шутку топить меня.

Мы были счастливы.

А потом Роза сказала:

— Интересно, какой он будет без бороды?

Снежка тоже на меня посмотрела, затем выбралась на причал, обмоталась полотенцем и умчалась в дом. Через минуту вернулась с бритвенным прибором. Даже ножницы не забыла — тут никакая бритва бы не справилась, — и старое ручное зеркальце, оправленное в тяжелое серебро.

Снежка состригла космы бороды. Потом обе смотрели, как я сажусь на мелководье и сбриваю оставшуюся щетину, глядя в зеркало, которое держала Роза.

— А что, он вполне ничего, — сказала она, когда я закончил.

Я макнул лицо в воду, протер глаза. По озеру плыли хлопья пены для бритья с девчоночьим запахом.

— Похож на того актера. — Снежка склонила голову набок. — Помнишь, такой верзила-француз с кривым носом?

— Да, похож, — кивнула Роза.

— Такой страшненький, — сказала Снежка. — А всем нравится, никуда не денешься.

— Точно, — воскликнула Роза. — Страшненький, как ты.

— Но очень милый, — добавила ее старшая сестра.

— Де-евочки, — сокрушенно протянул я, — вы б учились говорить правду чуть пореже, а?

— Зачем? — спросила Снежка.

— Ну, во-первых, этим можно обидеть.

— Извини, — сказала Роза. — Мы не хотели.

— Знаю, — ответил я. — Знаю. А во-вторых: если вы заведете привычку говорить мужчинам правду — никогда не встретите настоящую любовь и не выйдете замуж.

— Я и так никогда не выйду замуж, — сказала Роза.

— Я тоже, — сказала Снежка.

— Откуда вы знаете?

— Это полная дурость, — сказала Снежка.

— Все равно что ногу себе отрезать, — сказала Роза.

— Браки бывают разные, — сказал я.

— Да ну тебя, — сказала Снежка.