Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество

Особое место в Первой песне занимает то, что мать Мария назвала бы"подражанием Библии". Говоря о собственной судьбе, она отмечает в ней несколько моментов. Первый – языческий (без–законный, соответствующий, вероятно, периоду"Скифских черепков"). В этот период для нее не было"ни заповеди, ни запрета"(1. 19). Затем следует период законнический:

На взгляд все ясно. Други и родня

Законы дней моих могли б измерить, –

Спокойнее живется день от дня.

(1. 21)

Насколько"спокойно"жилось Елизавете Юрьевне в годы Первой мировой войны, революции и первые годы эмиграции мы знаем, но дело не в житейской правде, а в том состоянии духа, когда человек имеет еще опору в земном – семье, родине, друзьях. На этот период намекает и прежнее имя матери Марии Елизавета, указывающее и на мать Иоанна Крестителя, Предтечи Господня, и, по внутренней форме слова, – на Завет Бога с человеком (мать Мария пишет не по–славянски"Елисавета", евр."почитающая Бога", а Елизавета).

В"законническом"периоде лишь иногда различались знаки будущего призвания, но тут же заглушались метаниями духа, которые были характерными для Е. Скобцовой в годы революции и Гражданской войны:

Лишь иногда приотворялись двери,

Лишь иногда звала меня труба.

Не знала я, в какую правду верить.

(1.22)

Вместе с тем, мать Мария говорит о том, что в это время Бог действовал в ее судьбе через историю (судьбу) ее народа, сама же она ничтожна:"Ничтожна я. Великая судьба / Сплетается с моей судьбой ничтожной"(1.23). Но именно так – через судьбу еврейского народа действовал Бог на человека Ветхого Израиля.

Собственно, личная судьба начинается у матери Марии с принятием монашества. Отличие Нового Завета от Ветхого при этом проводится четко:"… Тут оборвалась / Былая жизнь. Льют новое вино / Не в старые мехи"(1.37–38). С темой новой, христианской, жизни связаны у матери Марии тема"жатвы Духа"и"Господня лета" – личной духовной зрелости, готовности перейти через порог жизни в воскресение. Мы опускаем здесь несколько важных тем этой песни и переходим к ее концу.

В 48 и 49 терцинах речь идет о видении меча, пронзившего сердце Девы, которая стоит у Креста, – ключевой для поэмы символ. Подробнее о нем позднее, пока только заметим, что с этими символами у матери Марии соединена тема"огненного крещения", связанного с крестной жертвой. О нем она и пророчествует в конце Первой песни:

Да, знаю я, что меч крестом вонзится.

Вторым крещеньем окрестит в огне.

Печатью многие отметит лица.

Я чую приближенье белых крыл

Твоих, Твоих, сверкающая Птица.

(1.51–52)

Теперь кратко о Второй песне. В отличие от Первой, она сосредоточена не на судьбе автора, а на судьбе России и мира. Как мы уже сказали, в этом месте поэмы мать Мария сходит в"ад"русской истории, а затем переходит в ад современности – Второй мировой войны, выражая затем надежду на воскресение. Начинается песнь с вопрошания:

Какой Давид сегодня отсечет

У Голиафа голову, сначала

Державных лат отбросивши почет?

(2.2)

В этом вопросе затрагивается тема державной власти (ср. самодержавие). Давид отказывается от лат, предложенных ему царем Саулом и"налегке"побеждает Голиафа. В статьях матери Марии (в частности в"Размышлениях о судьбах Европы и Азии") проходит мысль о Церкви, которая вышла из-под опеки государства. Новый Давид (Христос), который должен победить Голиафа (князя мира сего), рождается такой Церковью. Вспомним слова матери Марии из статьи"Под знаком нашего времени"(1937):"Мы верим, что христианство есть религия свободы и человеческого достоинства. Мы верим, что эта смиренная христианская свобода должна победить мир, утверждающий себя в гордыне и насилии"[507]. Фигуры Давида и Голиафа и символизируют эти два начала. Во Второй песне проходит противопоставление, с одной стороны, – гордыни и насилия власть имеющих, а с другой – человеческой личности (ср. образы Иоанна Грозного и Василия Блаженного). Соответственно есть две Руси – одна, скованная государственной властью, каким-то оцепененьем:"Русь в сне морозном"или охваченная не менее леденящей душу"метелью"беспощадного русского бунта, другая Русь – "Земля Богоневестной Девы", престол, на котором совершается жертва за весь"люто страждущий"мир. Так история русского народа обретает свой смысл.

Далее, мать Мария переходит к современности, аллегорически говоря о схватке общипанного галльского петуха (Франции) с Германией (тигр), сопровождаемой шакалом (Италией). Наконец, в схватку"зверей"вступает и русский медведь, в победе которого она не сомневается:

Пусть нужен срок ему расшевелиться,

Но, раз поднявшись, он неутомим, –

Врага задушит в лапах…

(2.37)

Что сулит миру победа"медведя", родина которого"Урал, Алтай"(т. е."Евразия"), мать Мария не знает. Но не русская государственность, тем более в своем"евразийским", коммунистическом варианте даст спасение миру, а русская святость, процветшая и в России, и среди русской эмиграции:

Земля – Богоневестной Девы,

Для жертвы воздвигаемый престол,

Сегодня в житницу ты дашь посевы

Твоей пшеницы. Ты даешь на стол

Вино от гроздий, напоенных кровью,

Ты чудотворный лекарь язв и зол.

(2. 41–42)