Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество

Юрали, дорастив сына до трех лет (возраст Гаяны, когда писался"Юрали"), оставляет его и покидает крестьян:"Понял он, что земля не только мать и невеста извечная, не только рождение, но и смерть. Смерти рождает она жизнь и рождением смерти обрекает она ее"(366). Так в повести возникает тема бессмертия. Здесь Юрали складывает свою притчу о чудотворцах. Изначально люди были смертны и не знали утешения, они только молили о чуде бессмертия, но сами были людьми земли, из земли рождаясь и в землю отходили. В ответ на их молитву в качестве утешителей им были даны"чудотворцы". (Так мы встречаемся со словами–символами"чудо"и"чудотворчество" – сквозными для всех произведений Кузьминой–Караваевой дореволюционного периода).

Чудотворцы стали утешителями людей, посвятили их в идею вечности, небесной жизни. Однако сами они (в отличие от детей земли, они – люди не столько земли, сколько духа,"ибо должны сочетать в сердце своем смерть и бессмертие"(367)) оставались одинокими и чужими матери–земле. Так в связи с"чудотворцами"возникает тема"чуждости", которая будет развита в"Руфи"(ср. чудо–чуждость)"Чудотворцы"обречены и одиноки, но, будучи"детьми вечности", могут творить чудеса. Их назвали учителями и пророками, но истинное их имя – "обреченные". В особых людях, причастных вечности, знающих ее тайны, открывающих их людям, но не находящих ответного понимания, узнаются поэты–символисты, как они сами себя сознавали. Достаточно вспомнить А. Блока:"Для тех, для кого туманен мой путеводитель (по мирам иным – Г. Б.), – и наши страны останутся в тумане. Кто хочет понять, – поймет"[42]. Слово"обреченность" – название одного из разделов"Руфи", того самого, где несколько стихотворений посвящены А. Блоку. Так мы подходим к одной из главных поэтических тайн Кузьминой–Караваевой, связанной с темой"чуда".

Истоки этой темы, скорее всего, следует искать у А. Блока. В программной статье"О современном состоянии символизма"поэт пишет о его духовной эволюции и кризисе:"Мы пережили безумие иных миров, преждевременно потребовав чуда; то же произошло ведь и с народной душой; она прежде срока потребовала чуда, и ее испепелили лиловые миры революции"[43]."Чудо"у Блока связано как с мистическим познанием и теургической попыткой перевести тайное знание в тайное действие[44], так и с первой русской революцией, в которой народ преждевременно потребовал чуда свободы и счастья – и то, и другое не удалось (статья написана в годы"реакции", в 1910 г.). Революция и теургические действа гностиков–символистов для А. Блока протекали параллельно друг другу.

Должно быть, в ответ на эти мысли, имевшие, видимо, продолжение в разговорах Кузьминой–Караваевой с Блоком, она писала ему в 1913 г.:"Теперь о другом: не надо чуда, потому что тогда конец миру придет, Христос искупил мир, дав нам крестную муку, которую только чудо уничтожит и тогда мы будем мертвые"(637). Кажется, именно здесь обозначен переход Кузьминой–Караваевой с гностических позиций на христианские. А. Блок говорит о преждевременном требовании чуда, имевшем место в первой русской революции, она – о необходимости отказа от него.

Заметим, что в"Скифских черепках"автор называет себя"чудотворцем":"Иду, чудотворец, в немеркнущем свете, / Не страшен, не страшен над бездной отвес"(38). В"Руфи"поэт отказывается от творения какого-либо"чуда":"Не чудо, нет; мой путь не чудотворен, / А только дух пред тайной светлой наг, / Всегда судьбе неведомой покорен, / Любовью вечной благ"(88), – это цитата из последнего стихотворения сборника"Дорога", в котором, по нашем мнению, и произошел прорыв Кузьминой–Караваевой к христианству. В"Руфи"поэт однозначно отдает право на чудо Христу:"Огнем Твоим поражена, / В путях навек Тебе покорна, / Я только слабая жена; / Твоя ж дорога чудотворна"(96). Чудеса совершаются также по воле Божией над раками святых:"Но отмечены тайными знаками / Неземной и божественной мощи / Чудеса, что бывают над раками, / Где покоятся древние мощи"(113). Таким образом, несмотря на то, что элементы"иудейства", как мы заметили, в"Руфи"есть, в этом сборнике произведен сознательный отрыв от теургической, гностической позиции.