Я только и могла, что подаваться навстречу его плавным толчкам и стонать во весь голос, совсем не думая, что нас могут услышать. Иван успевал все сразу, и целовать и облизать меня даже успел. Вроде как капли воды слизывал, но я-то знаю уже что капельки тут ни при чем. Он кончил, я взорвалась судорогой оргазма, совсем неожиданно осознав, что без защиты и все в меня. Но указать на эту оплошность Ване сейчас, не было никаких сил. До кровати бы дойти.
— У меня коленки дрожат, я сейчас грохнусь. — висела я на Ваниной шее, а ноги мои меня едва держали.
— Недопустим такого безобразия! — задорно крикнул Ваня, и выбравшись из душа, подхватил меня на руки.
— Ты никуда не уходи, жди меня тут.
— Хорошо.
Я улыбалась во весь рот, в животе бабочки порхали, Ваня укрыл меня голую одеялом и вернулся в ванную комнату, дверь оставил открытой. Вытирался и веселил меня задорным танцем, качая бедрами влево вправо. Я смеялась. А потом у Вани зазвонил телефон.
— Пчелка, это будильник, смахни его, телефон там. — он указал на пиджак, что валялся на тумбе, а сам так и танцевал насвистывая.
Это было похоже на стриптиз только наоборот. Ваня не раздевался, а одевался. Как же ему шли брюки без рубашки. Мм. Даже губу закусила от удовольствия, и Ваня это заметил, подмигнул мне. Кое-как оторвала от него взгляд, отвлеклась на этот чертов пиджак. Вот только шаря по карманам, вместо телефона нашарила женские трусики.
Сердце пропустило удар, лицо мое загорелось так, словно в него кипятка плеснули. И я задышала как бык на арене, только все равно задыхалась. Обида, гнев, отвращение, все разом на меня полилось, как в помойку опустили. Я как была в чем мать родила, так и рванула в детскую.
— Блядь! Ир это не то, что ты думаешь! — послышала в спину.
И это тупость была словно еще один ушат грязи на голову.
Успела закрыться, но этот кобель даже и не пытался соваться ко мне.
Все сразу встало на свои места. И эти его задержки и все, а еще, я ведь себе все представляла иначе. Бешеную страсть как минимум. Ведь столько сдерживался. А оказывается, нихрена и не сдерживался. Кобель треклятый, чтоб у него все там отсохло!
Накинув халат, заглянула в кроватку, и заскулила. Егор спал, но вот-вот проснется, уже вошкается. И не поплакать даже. Но надо было что-то сделать, выпустить как-то пар. Но как?!
Пошарила глазами по комнате, кружевной комплект, что купила наивная идиотка и стал моей жертвой. Драла его голыми руками так, словно это Ванина нахальная морда. И себя всяко разно обласкала, за то, что сама же к этому быку осеменителю в душ залезла.
Потом смыла в унитаз остатки кружевной роскоши, смыла с лица слезы и подошла к кроватке. Егор проснулся, а увидев меня, заулыбался. Тут же отсекла все эмоции в сторону, четко понимая, что я не хочу, чтоб всякие твари лишили меня радостных моментов. Хочу помнить, как растет мой сын, а не менять эти действительно важные и дорогие сердцу моменты на то, что ранит его в клочья.
— Ничего мой хороший, мы все решим с тобой, нам дедушка поможет. Он нас поймет и отпустит. — взяла сына на ручки и душа заполнилась уже не грязью, светлой надеждой.
И даже в таком гадстве, в эту минуту я нашла хорошее. Хорошо, что мама приехать сюда не успела.
Глава 28
Иван
— Едем? — папа заглянул в кабинет с цветами наперевес, я его уже ждал.
Вынужденно короткий рабочий день за две завальных недели, чтоб съездить на могилу матери. С ее гибелью, казалось, и закончилось мое детство. Тогда четыре года назад я взялся наконец-то за голову, переехал жить к отцу, чтоб он не оставался в доме один и окунулся в работу, которая не особо волновала меня до маминой смерти. Совет отца, в котором я сильно сомневался, не мог ни во что вникнуть, но оказалось, что со скрипом вникая в дело проще забыться.
После кладбища заехали с отцом в бар, почему в бар поехали не знаю. Надо было ехать домой или возвращаться с отцом, но мне же приспичило накидаться в одиночку. Потерять маму страшно, но родители чаще уходят раньше своих детей и вроде как к этому готов в теории, а в баре я теперь запивал свой страх. Страшно было оказаться однажды на месте отца.
Видимо этот страх, который я до этого дня не замечал и не давал мне допустить чего-то серьезного. Но Ирка не спросилась, просто врезалась в душу и всё. Живи теперь и бойся, что ее вот так же однажды не станет вдруг как мамы.
И ведь они с отцом были точно, как я и Ира моя. Такие же живые, весёлые, настоящие. Всегда смеялись, дурачились, любили друг друга и радовались жизни. Отец после её гибели угас в два раза. Был лампой на сто пятьдесят ват, стал на семьдесят пять.
Я пил, пил, а мысли дурные и тревоги всё никак не отпускали. И я не смотрел по сторонам, понятия не имел, что Мила тут же ищет себе работёнку. Подкралась ко мне как хищница со спины, пока жертва, то есть я, не але совсем.
— Привет милый. — от её приторного приветствия кишки скрутило.
Тошно-тошно, даже не то слово как тошно. Словно в первый раз напиваюсь и не пошло вдруг резко.