Мать Печора (Трилогия)

- Ты не только о себе думай, а и о ребятах. Да и Маремьяне жить еще надо, она молодая. В случае чего, не останутся они без вниманья. Торопитесь ребят учить. Теперь всем грамота доступна стала.

Видим мы, каким человеком Федор стал. Научила его Красная Армия, он и других научить может.

Ползимы Павлик учился в ликпункте, а потом его перевели в Оксинскую школу, б четвертый класс. Пошел учиться и Андрюша. Ему бы и рановато еще, да выпросил. Он и до этого в ликпункт за Пашей увязался; и все-то ребята тянулись к ученью.

Осенью пошла я в Оксино посмотреть, как живет да кормится Павлик. Интернат поместился в доме кулачки Лизаветы Сумароковой, у которой я когда-то батрачила. Дом большой, комнаты светлые, чистые. Павлик встретил меня веселый.

- Мама, вот моя койка, это моя тумбочка для книг. Кормят нас хорошо. Омулей нажарят или мяса наварят, на второе - рисовая каша с маслом, на третье - компот или кисель.

Я довольна: за парня печалиться нечего.

После Нового года по нашим деревням взялись мужики за кулаков. В Пустозерске Кожевиных раскулачили, в Оксине - Сумароковых.

Беднота в этом деле верховодила, а люди позажиточнее ахали да вздыхали:

- Голодаи голову подымают. Радуются чужому безвременью.

Пошла я как-то в Оксино купить сатину да ситцу в кооперативе. Слышу вокруг один разговор - о колхозах да о кулаках. Спрашивает меня одна женка:

- У вас в Голубкове чего там нового деется?

- Все, - говорю, - спокойно.

- А у нас, - говорит, - люди с ног сбились. Вам счастье - ни страсти, ни ужаса не видели.

- Я, - говорю, - не такие страсти видела. Кулаки у меня полжизни отняли, самые молодые годы. Мы на кулаков здоровье отдавали. Вам, женки, тогда не страшно было? Нас от веку кулаки людями не считали, с мусором смешивали, своей собакой больше дорожили.

Женкам и крыть нечем.

Все выложила я, что на сердце имела. Мужа близко нет, так моя воля была. Я тогда первый раз широко глаза открыла, кругом посмотрела да в полный голос заговорила. Дома-то глаза вниз опустишь и молчишь. Муж думает, что у меня о старом болит сердце-то, а у меня оно давно о новом болит.

В Оксине, Пустозерске, Виске, Лабожском - везде колхозы завелись. А в Макарове да в Каменке решили коммуну сделать - соединили вместе все: дома, коров, кур, сетки, лодки.

- Колхоз так уж колхоз, - говорили каменчане, - из всех колхозов первый будет.

Сначала записались семь хозяйств. Другие говорят:

- Подождем - посмотрим.

Посмотрели - видят хорошо: харчи готовые припасены. Вот за месяц в коммуну больше ста душ и вошло. И кулака Петра Попова туда приняли - сына моего прежнего хозяина Василия Петровича, и белогвардейца Чупрова, и всех лодырей. Набросились они, как воронье, на готовое маслице, на хлебец, на мясо, вынарядились в хорошую одежу, всем деревням на зависть.

В макаровской коммуне тоже роскошно зажили. Каждый день пошли вечеринки с гармониями. Пиво варят, свадьбы справляют. Самый первый обновил коммуну свадьбой Гриша Слезкин. Он посватался к моей падчерице Агриппине.

Сватовство проходило, как и меня когда-то сватали, только невеста не ревела, а посмеивалась. Познакомились они еще в начале зимы на свадьбе в соседней деревне, и теперь Гриша сватался с согласья невесты. Первым делом жених объявил:

- Я теперь коммунар, и к попу ехать мне не к лицу. Венчаться не будем.

Невестина родня забегала:

- Как это без венца можно идти? В нашем роду этого еще не бывало, да и во всей деревне не найдешь.

Пришли они ко мне советоваться. Все пасынки при большом деле никогда меня не обходили, все за советом шли.

Пришли и спрашивают:

- Как нам, Маремьяна, быть?

- Не знаю, - говорю. - Дело ваше, а спрашиваете, так скажу. Друг другу по сердцу пришлись, так это лучше всякого совета. А что в церкви не покружитесь, так от этого большого лиха не должно быть. Меня-то вот кружили, поп пел "Исайя, ликуй", а большая ли радость получилась? Венец любови не заменит. И раз встает невеста на новую жизнь, так пусть встает, не оглядывается.

Так и порешили. Свадьбу играли будто и по-новому, а песни пели старые, новых еще не было придумано. За столом сидели коллективщики и жених-коммунар, а песни пели те же, какими и мою бабушку опевали.

Невеста и не хотела и не умела плакать. Не до слез ей было. Не слезинки, а смешинки из глаз сыпались. Бабы-то и осуждают:

- И на невесту-то она не похожа: ни печали, ни воздыханья, ни слезы, ни причитанья - ничего не дождешься. Каменны глаза.

А невеста тут же смеется над бабами:

- Хотите, так сами плачьте, а мне не с чего.

На родительском обеде гости разговорились. Жених коммуну расхваливает:

- У нас в Макарове житье - не вашему голубковскому чета. Все сообча живем. И хлевины и скотины - все сообщили. Пить-есть - не надо заботиться, без нас припасут. Работой не томят: хошь - иди на работу, не хошь - не ходи. Потому - коммуна.

Не понравилась нашим мужикам такая коммуна. Один и говорит:

- Выходит, не коммунары вы, а едоки.

Другой тоже головой качает:

- Бросай, Гриша, эту коммуну, пока не поздно. Помяните меня, у вас концы с концами не сойдутся.

11

Пасынок Александр пришел за советом.