Мать Печора

— И у меня Ум-разум не много веселей шевелится. Посоветовал он мне водой песок под лодкой промывать. Фанерным листом я струю направляю о бок лодки, водой песок несет, и за минуту под лодкой промоину вымоет. Не успеешь оглянуться — лодка на плаву.

— Это же замечательно! — обрадовалась Ия Николаевна.

— В том-то и дело, что вовсе не замечательно, — отвечает Леонтьев. Это Ум-разум шутки шутит: весь песок сразу за носом лодки садится, мель-то еще больше делается.

— Ну и пересмешник этот Ум-разум! — говорю. — Отсмеем-ка мы ему отсмешку.

Все глаза на меня уставились.

— Рекой, — говорю, — он нас не везет, так заставим-ко его нас озером везти. На сонливого да ленивого плетка-живулька есть: сонливый — так буди раньше, ленивый — так наряжай чаще.

Все трое наперебой спрашивают:

— Какая плетка?

— Как его добудишься?

— Что надумала, выкладывай!

— Вот я что надумала…

И вывожу всех из палатки.

Палатка наша была раскинута в этот раз на стоячем речном берегу. Река смыла берег, как ножиком срезала. А рядом с палаткой круглое озеро с островками. Шириной оно с версту, глубокое, без мелей и трав.

Показываю я на озеро.

— Вот, — говорю, — мне Ум-разум лошадку дал: сумейте оседлать — всех увезет.

Тут все поняли, о чем я говорю. От озера до реки было каких-нибудь три сажени.

— Озеро спустить? — спрашивает начальница.

— Ну да, — говорю. — Берег просечем, так вода сама волю возьмет, не задержишь ее. Вода берег располощет, в реку грянет и мели зальет.

Берег в этом месте для лопаты был подначальный, мягкую боровину да рыхлую тундровину лопаты шутя крошили. У наших больных на ту пору вся боль отскочила. Лопаты свистят, комья летят, как в руде оба роются.

Срезали они дерно канавкой, а под дерном земля мягче, лопаты ее легче берут. А все же это не в карты играть, а землю метать. Сухой песок переметывать — и то за день руки надергаешь. И Леонтьев и Саша час-другой храбрились, да и снова сдали.

Видим мы, что это дело за один день не возьмешь, а все же своего добиться хотим: и знаем, что озеро никуда не скроется, наше будет, а торопимся, будто боимся чего-то.

Отправили мы наших землекопов в палатку, а на подмену обе за лопаты взялись. Раз задумали удачу искать, так уж силы своей не жалеем.

Сколько могла, тянулась за мной Ия Николаевна. И фуфайку она сбросила, и накомарник скинула, а все ей жарко, пот по лицу горохом катится. Но лопату начальница не бросает: дело под задор пошло, и срамиться она не хочет.

А к нам уж и смена идет.

Канава наша вдвое и в длину подалась и в ширину раздалась; бока у нее торфяные блестят, ровные, как утюгом приглажены. После отдыха наши работнички опять зашевелились, свежей силы не утаивали. Так менялись мы раз полдесятка.

От речного обрыва к самому берегу озера вела теперь канава глубиной в сажень. Озеро от канавы отделялось только узенькой перемычкой. Разбить перейму лопатами так, чтобы озеро на сажень спустить, — всего на полчаса работы осталось.

И стали сечь лопатами верх у переймы. Раз ударили — и вода струйками потекла. Другой ударили — ручейком полилась. Третий ударили — ручьем загремела.

— А ну, Сашка, лодки держать! А вы чего ручки свесили? Живо палатку снимать! — кричит Леонтьев на нас.

А сам за водой смотрит. Вода из озера по-настоящему загрохотала, каждую минуту все больше размывает перейму. А к той поре, когда у нас все было на лодки погружено, вода валом пошла и канаву так располоскала, что бока у нее обрывает.

— Ну, — говорю, — весь берег разнесет. Надо самим пятки убирать.

— Угонитесь за лодками-то? — спрашивает нас Саша.

— Не угонимся, так подождете, — отвечаю. — На мелях-то мы вас ждали.

— Не отстанем, — говорит начальница. — Коротайку вон как всю мысами вывертело. Напрямик пойдем, так еще ждать вас придется.

Поплыли наши лодки, подхватил их озерный вал — как на парусе понес.

Кричу я им вдогонку:

— К берегам близко не ездите: глаза кустами охлещет!

Не успели мы с начальницей с места сняться, а лодки уж из глаз сокрылись. Довольнехонька Ия Николаевна. Покуривает она цигарку-самокрутку да смотрит, как вода все больше ярится — целые глыбы земли вместе с кустами на другой берег несет.

— Как бы, Романовна, и нас с тобой не унесло, — говорит начальница. Пойдем.

Идем мы тундрой, выбираем места поглаже да посуше, а берег из глаз не теряем. И час идем, и другой идем, а никак узнать не можем, впереди наши лодки или позади.

— Остановимся, подождем, — говорит начальница.

А я вижу, что вода из озера до нас по Коротайке докатилась.

— А что, — говорю, — если они это место проплыли? Будем стоять — еще больше отстанем.

— А если мы перегнали? — спорит Ия Николаевна. — Дальше пойдем — еще больше от них оторвемся.

Вижу я, что у всякого Павла своя правда, а все же говорю:

— Лучше перегнать, чем отстать. Перегоним, так мимо не проедут, укараулим. А вот уж коли отстанем, так тут беды не оберешься.

Еще прошли столько же — опять тот же спор. Совсем было начальница на берегу уселась, а я говорю:

— Ждать-то бы и можно, да по всему видно, что медведь должен здесь бродить, да и волчий след я только что видела.

— Чего же ты раньше не сказала? — спохватилась Ия Николаевна.