Читаем Мать Печора полностью

Как только лед на Печоре пронесет, теплый дождик пройдет, гром прогремит, встряхнет землю, едем мы луга убирать. Зимой у стогов остается остожье: сено, стожары, подпоры. Кроме того, большой водой наносит на луга хворост, заплески остаются. Все это надо убрать, пока трава не выросла. Разделим мы пожни на участки, согласимся, кому с кем идти, и друг перед дружкой стараемся, чтобы раньше очистить. Луга как зеленым сукном подернуты, листы развернутся, кусты опушатся, цветы раскинутся. Время теплое, погода солнечная. А к вечеру ветер с моря потянет, посвежеет. Днем-то на солнце нажаришься, а тут будто ты новый стал.

На путину в этот год ушла добрая половина деревни. Ехали они не с прежними сетками, а с рюжами и ставными неводами. Моя неродная внучка Паша поехала, новую частушку запела:

Заструилася Печора,Расшумелася вода,Рыбартели ставят рюжиИ ставные невода…

Уловили наши колхозники немало, план выполнили. Рыбу сдавали на приемные пункты в Месине да в Афонихе. Приемные пункты только что открылись. Раньше мужики рыбу домой возили да в кооперативы сдавали, а тут не надо возить, под боком у моря сдадут.

В ту же весну мы в первый раз колхозный огород разбили. И у своих домов тоже картошку посадили. В Голубкове до этого никогда и никто не садил ни картошки, ни репы. Знали люди из века в век одну свою путину да промысел зверей да куроптей. Землю лопатой копали только на кладбищах.

Отвел колхоз участок для пробы — картошку да репу садить. Сняли мы дерно, а пахать и нечем: сохи у нас во всей деревне в заведеньи не бывало, плуга ни старый, ни малый не видали. Взялись копать лопатами. Перекопали не знаем, как садить. Выручила нас старуха Тюшиха. Она с Пинеги-реки, а там без картошки да без репы не живут. Вот она и вела все дело.

С картошкой кончили — ходим, травы смотрим. Обойдем луга, видим, что не дошли еще травы, молодые, редковаты да низковаты, косить рано. Когда колхозные дела направили, в свободное время делаем свои дела, чтобы в сенокос не суетиться. Свои дела справили — опять за колхозные взялись. Дело за делом так и ведем.

Услышали мы, что в Оксине, кроме сена, в прошлом году запаслись силосом. Скота у них много, а люди все путиной занимаются, так они в осень наверстали силосом.

Решили и мы попробовать. Пошли с председателем, размерили участок, в два дня выкопали яму. Возим травы, топчем в яме лошадьми.

Тут и Павлик топтал траву на колхозном коне. Приехал он из Нарьян-Мара на каникулы, привез двести рублей стипендии, и работал он в колхозе вместе со всеми. Он только что вступил в комсомол и старался не хуже людей работать.

Зажили мы в то время хорошо, спокойно. Вижу, что в колхозе любая гроза не страшна, забыла я всю свою печаль. Люди говорят:

— Маремьяна вдвое раздобрела.

А я отшучиваюсь:

— Чего, — говорю, — мне худеть да печаловаться? Жить весело и делать есть чего… — И прибавлю: — Возьмите вон, в тундре верба растет. Ветер ее шатает да пригибает, дожди бьют да секут. Ветром всю ее обьет да обломает, все листья обронит. Отчего это? Оттого, что она одна: ее со всех сторон дождь сечет и ветер гнет. Негде ей спастись да укрыться. И от ветров ей нет спасенья. А вон — в заутишье да на укатинках лес стоит. Он пустой, елки да березки одна за другой кроются. И хорошо там каждому деревцу, приютно. Вот и я в колхозе, в большой семье да в большом народе человеком стала.

4

Весело провела я свой первый колхозный сенокос. Людей много, работа дружная, разговоры согласные, а чего еще больше человеку нужно? В наше звено четырех женок выделили: меня, невестку Лизавету, старуху Тюшиху и Дуню Шевелеву. Мы с Лизаветой мало того, что родня, а еще и по песням близки: любили песни вместе петь, обе — певуньи-мастерицы. Одна поет, а другая подголосничает.

Песен мы знаем — пересчитать нельзя: игровые, плясовые, круговые, луговые, проголосные, хороводные да еще и частушек добавим. Игровые песни на свадьбах пелись. Поют-то все, а гуляют под песню только четверо: две девки и два парня. А в круговых уже все играют, никто не сидит.

Косили мы вручную, горбушами. Косилка ходила со всей бригадой на больших лугах. А у нас хоть звеньевого и не было, а отвечала за работу я.

В первый день пошли мы травы смотреть, а заодно и косы взяли. Осмотрели, видим — на кряжу травы доспели, густы да часты. Спустились мы в Ярутино и пошли горбушами махать. Скосили воза три, — проба сделана. Другие еще не косили. Когда они пошли с косами, мы уже с граблями идем.

Дня через два уже по-настоящему косить стали. День выпал погожий: ветер легкий, солнце горит, комаров нет. И работа идет легко да быстро, коса свистит, а под рукой кипит.

Косим, пока в озеро покос упрется. Утки там плавают всяких разных родов, гагары гагают, нисколько нас не боятся. А мы примечаем: гагает гагара к вёдру, икает к дождю, кукувыкает к ветру-низовцу.

Солнце уже низко катится, вот-вот сядет, а мы все еще не торопимся, наработаться не можем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное