Мать Сумерек

— Таммуз! — дернулся Алай, но Таммуз не пустил. Он развернул нож и плашмя прижал лезвие к горлу отца, чтобы дать тому понять, что разговор не закончен.

— Давай поговорим! — Алай поднял руки в жесте полного отсутствия угрозы.

— Что же ты захотел поговорить теперь, десять лет спустя, а? — Таммуз быстрым жестом стянул повязку с лица.

— Умоляю, позволь мне повернуться и взглянуть на тебя, сын мой, — голос Алая дрогнул, когда он понял, какой великий шанс предоставила Судьба, позволив встретиться с сыном, которого он уже не надеялся увидеть.

Однако Таммуз едва ли разделял настроение родителя.

— Ты ведь не хотел говорить ни когда нас уволакивали из дому, ни когда я просил твоей помощи, ни когда Таниру разрывало на части во время родов и я умолял отбить её у этого выродка Салмана, чтобы она больше не испытывала того ужаса!

Таммуз схватил отца за ткань одежды и рывком развернул к себе лицом, снова тут же приставив к горлу нож.

— Я клянусь, Таммуз, — сразу начал Алай, едва увидел сына, — у меня не было другого выбора.

Господи, как же он изменился! Сейчас из-под капюшона формы гонца на него глядел самый настоящий мужчина: упрямый, твердый, решительный. С удивительными серебристыми глазами покойной царицы Орса Джанийи.

— Таммуз, — выдохнул Алай, — ты так похож на мать…

Таммуз тряхнул отца:

— Не смей говорить мне о матери, которую ты сгноил в этом дворце своим равнодушием, мерзкая скотина! О, ты ведь не знаешь, да? Ты даже не пытаешься сейчас узнать, как умерла твоя дочь! ТВОЯ. КРОВНАЯ. ДОЧЬ! — орал Таммуз. — Она умерла, рожая девочку, которую хотела назвать Джанийей. ДЖАНИЙЕЙ! И для этой маленькой Джанийи у меня, в отличие от тебя, Стальной царь, есть подарок: я подарю ей могущество всего своего царства, которое унаследую от тебя.

— Ты что, всерьез намерен перерезать горло родному отцу? — Алай старался сохранять хладнокровие, но пот уже прошиб. Таммуз не шутит.

Таммуз никогда не шутил. Если он что и унаследовало от отца, то это отсутствие чувства юмора.

— Перерезать? — с немного придурковатой интонацией переспросил Таммуз и, будто уточняя, повертел кинжалом у отца перед глазами. — Нет, что ты. Я не такой дурак, чтобы меня потом обвиняли в отцеубийстве.

Алай сглотнул: что бы Таммуз ни задумал, похоже есть пара минут, а это уже успех в такой ситуации.

— Мой царь! — раздалось из двери, ведущей с основного коридора на балкон, и Алай облегченно вздохнул.

— Хвала небесам! — шепнул он, оборачиваясь на голос Змея. — Змей, немедленно… Ты же должен быть в Ла…

— Мы заняли дворец и перекрыли все выходы из столицы, — отрапортовал Тиглат, неотрывно глядя на Таммуза, — чтобы Тай не смог вывести Амана.

— Отлично.

— Как это пони… — Алай осекся сам. Да как понимать? Все очевидно.

— Не трогай Амана, я тебя умоляю, Тиглат!

— Увы, если государь прикажет мне обратное, не смогу не подчиниться.

— Государь? — Алай схватил сына за грудь, потянув одеяние. — Таммуз, не верь ему! Он предаст тебя, как предал меня! Он…

— Не тяните тут, — спокойно приказал Тиглат. Прежде, чем он вышел, Таммуз кивнул и, не оборачиваясь на отца, с силой толкнул того в грудь.

Алай еще успел услышать, как хрустнул позвоночник — прямой и булатный, как тяжелый двуручный меч — от столкновения с неприступным ограждением парапета, а потом полетел вниз.

* * *

Змей не был ни в каком Ласбарне. Пять лет он тренировал армию, убеждая, что если ясовцы отвергнут условия договора, то в борьбе за Адани и его детей Алаю придется полагаться только на себя. Пять лет Тиглат методично подставлял и заменял на всех важных постах людей, верных семье Далхор, на тех, кто был верен ему самому. Кто-то уходил по доброй воле, снабженный деньгами и домом где-нибудь в окраинах Иландара, кого-то находили всплывающим в местной речке. Пять лет Тиглат подмешивал в питье Алая настой, притупляющий память и зрение, чтобы Алай более не мог прожить без помощи своего советника, и чтобы в один день Тиглат мог подсунуть ему приказ о наследовании короны его старшим способным к продолжению рода сыном Таммузом.

Теперь оставалось затаится и ждать, когда случайная смерть царя станет обнаруженной и по нему воспоют молебн.

Когда трагическая кончина Алая была обнародована, а Стальной царь обрел, наконец, последнее пристанище рядом с давно почившей супругой, настал момент для решительных действий. Было обнаружено завещание государя, которое полностью шло вразрез с его собственными решениями последних лет и вразрез со всей орсовской политикой. Зачем было готовить в цари Амана, если на деле трон предназначался Таммузу? Зачем нужно было воевать в Ласбарне, если посмертной волей царя оказался отказ от притязаний на аданийские земли, из-за которых было пролито такое огромное количество орсовской крови?