Мать Сумерек

После рыбной ловли двое вернулись к остальным. Котел в руках Шухрана был полон, а на остроге Бану конвульсировала в агонии еще одна толстая рыбина. Вместе с остальными танша принялась потрошить добычу. Как ни посмотри, телохранители полностью взяли на себя охранение, днем и ночью, и большую часть забот по труднодоступным переходам и провианту. Иногда, как сегодня, Бансабира отчетливо понимала, что надо дать им чуть больше времени на сон и обеспечить хотя бы завтрак.

Иввани не очень любила жирную пищу, но сейчас вдруг начала понимать, почему на севере так важно употреблять подобную еду. После питательного завтрака девочка даже немного согрелась.

* * *

Суровее становились отроги, беспощаднее — реки. Переплетая землю подобно артериям, они грохочущими лавинами срывались с далеких астахирских вершин, петляли по горным тропам, обрушивались водопадами с уступов, грубо выбивая напором осколки льдин и камней, обжигая ледяными каплями, стоило подойти ближе. Воду из них было уже почти невозможно пить.

Разводить костры становилось труднее, так что путники старались нигде не задерживаться, меньше спать и больше проходить за день, чтобы побыстрее достичь пристанищ. Иногда останавливались в редких поселениях в тавернах, иногда — у кого-то из подданных, чьи владения оказывались по дороге. Нередко спали под открытым небом, и сейчас это давалось по-настоящему непросто. Шатры ставили с особым усердием и надеждой. Лигдам, собираясь в чертоге, нарочно настоял на особенно крупных, армейских, на десяток человек. Их натягивали всего четыре, но в два слоя на каждом пристанище, и получалось два утепленных укрытия. Внутри ночевало по пол-отряда, чтобы было теплее. Иввани ночи напролет жалась к Бану, а сама танша — к Раду, чье могучее тело вырабатывало много тепла.

Проходили недалеко от наблюдательных башен, и Бансабира отправляла кого-нибудь из «меднотелых», чтобы отдать приказ: передавать огнем сигнал, когда здесь будет проезжать Дайхатт или Этер.

Еще позже извитые горами и реками тропы, сменились высоченными фьордами. Днем было достаточно тепло, и все под ногами таяло, но за ночь промерзало заново и утром путники всегда, шатаясь, как пьяные, скользили по гололедице. Приходилось снижать темп движения, чтобы ненароком лошади не оскользнулись подковами, и сами путники вместе с конями не сиганули по наклонной в Северное море, пробивавшее себе путь внутрь континента.

К владениям Бугута они вышли далеко за полдень. Иввани, впервые в жизни начавшая понимать, что значит быть северянкой, окоченевшими пальцами прикрыла лицо жестом, в котором с трудом можно было признать счастье. К холодам ей было не привыкать — но разве что в стенах протопленного замка и в уюте нескольких шерстяных одеял. К подобному переходу девочка оказалась неподготовленной и отчаянно нуждалась в отдыхе. Впрочем, Бансабира не могла упрекнуть сестру ни в чем: неизвестно, как она сама бы в тринадцать лет перенесла подобное испытание. А Иввани, надо отдать ей должное, не пожаловалась ни разу.

Одного из «меднотелых» Раду послал вперед еще с ночного бивака — предупредить Бугута о гостях. Поэтому, когда путники достигли широких ворот крепостной стены, опиравшихся на каменные арки, подъемный мост уже был опущен.

Бугуту перепала хорошая, добротная крепость. Когда развеялся утренний туман, она сделалась отчетливо видна: защищенная с двух сторон утесами, и еще с одной — горной рекой, с массивным донжоном и древними каменными изваяниями в основании тяжелых высоких дверей. В отличие от столицы и других южных городов, которые в ходе Бойни доводилось видеть Бансабире, северные обители отличались большей чистотой. Поселение за стенами и вокруг донжона было перевито широкими мощенными, выбеленными снегом улицами. В летние дни он обычно таял, к вечеру застывал. Потом за ночь влажный из-за близости реки и Северного моря воздух, снова опадал на землю мягким белым покровом. Холодный ветер с реки и гор быстро выдувал запах нечистот, а наличие обрывных утесов позволяло наладить системы слива отходов так, чтобы с рекой в море уходило все ненужное.

Когда-то Ном посоветовал Бансабире прочистить тут голову. Не зря она послушалась, корабел знал, о чем говорил. А особенно он любил повторять, что Северное море — самое огромное, что он видел когда-либо. Бансабира не знала, правда ли это, но уже с наслаждением предвкушала момент, когда снова взберется на мыс и будет разглядываться безбрежную кристально-сапфировую даль.

Во дворе замка Бансабиру с сопровождением встретил Бугут в компании своих людей. Весь он похорошел, насколько было возможно: чуть побледнел кожей в отсутствии палящего южного солнца, не раздобрел и не постарел ни на день. Казалось, даже наоборот: будто разгладились какие-то из морщин, посвежело лицо, зажглись, заблестели темные глаза. Он чувствовал себя немного неловко и чуть сконфуженно, раскланиваясь перед таншей и её кузиной — и все же чувствовал себя польщенным.

— Воистину, тану, это такая радость, что вы приехали.