Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти

Мы привыкли считать, что самые ранние тенденции проистекают из базовой тревоги. Хотя тревога создает тенденцию к подавлению и мазохистскому подчинению, первичными реакциями является гнев и агрессия. (Естественно, мы различаем агрессию ненависти и агрессию самоутверждения, или то, что Silverberg (400) называет «эффективной агрессией».) И базовая тревога, и базовая враждебность возникают в тесной связи друг с другом, как отметила Horney. Ребенок может быть эмоционально заражен материнской враждебностью, или, по убеждению Sattie (397), ненависть может быть самым последним из доступных ребенку, призывом к матери, который ей труднее всего проигнорировать. Я убежден, что агрессивные импульсы представляют собой сопротивление угрозе и отрицание чувства беспомощности. На протяжении всей жизни тревога и враждебность остаются динамически взаимосвязанными, одно чувство пробуждает другое, и эта взаимосвязь существует из-за опасности смерти – материнской угрозы, реакции на нее ребенка и ответных мер со стороны матери. Враждебные импульсы не всегда пробуждают тревогу; они могут быть довольно легко разряжены, если нет опасности возмездия (как, например, в детско-родительских отношениях). Для многих людей проблемой является не подавленное чувство враждебности, а подавленное чувство нежности потому, что нежность означает беззащитность перед вредоносным воздействием.

Другие всеобъемлющие аффекты раннего происхождения могут также вытекать из материнского влияния. Депрессивные чувства могут усиливаться, или сопровождать тревогу или тенденцию к покорности или могут быть следствием необходимости контролировать агрессию, направляя ее на себя самого. Чувство одиночества или отчуждения очень болезненно потому, что оно содержит в себе значение бессилия и униженности. На самом деле, Blau (338) убежден, что тревога является источником всех эмоций неудовольствия. С его точки зрения, вторичные аффекты состоят из гнева (модель агрессии), страха (модель бегства), и депрессии (модель покорности), а третичные аффекты неудовольствия включают в себя вину, стыд и отвращение.

Я не думаю, что вина является третичным образованием из тревоги. Изначально она является эмоциональным заражением, впитыванием младенцем материнского чувства вины. Матери начинают проецировать вину во время беременности, и новорожденный младенец также восприимчив к этому чувству, как и к другим материнским аффектам. Вина может также внедряться намеренно или скрытым образом. Ребенка заставляют почувствовать, что поступки, вызывающие неодобрение, например, агрессивные или связанные с сексуальностью, наносят вред матери. Идея о неправильном поведении и необходимом заглаживании вины укореняется и становится интернализованной. Чувство вины не является «естественным» аффектом, как тревога или враждебность, но чем-то навязанным: подобно боли, оно носит чужеродный характер. По существу, человек испытывает чувство тревоги, когда у него появляется желание или импульс совершить нечто, что может вызвать материнское неодобрение. Вина не возникает из-за конфликта между любовью к матери и ненавистью к ней, как это обычно предполагается – ребенок страшится последствий нелюбви к матери или боится выдержать ее враждебное отношение. В таком случае, вина является аспектом разрушительного материнского воздействия, и связана с тревогой, а, возможно, является ее проявлением. Lowe (401) обнаружил, что в тестах-самоотчетах шкалы, требующие клинического толкования вины и тревоги, измеряют одну и ту же психологическую сущность. Возможно, вины бы не существовало, если бы индивид мог бы быть уверенным в том, что ему удастся избежать материнского возмездия, но ему всегда приходится иметь дело с чем-то, замещающим мать, с суперэго. Также открыто признается или подразумевается, что вина является своеобразной защитой для смягчения наказания.