Мать ветров: рассказы

В моем сердце распустились розы, которые когда-то были ее губами, нежные бутоны, которые когда-то были ее словами! Эти поцелуи, которые когда-то были моими! Неужели этот родник до сих пор не иссяк? Неужели ее стан не склонился, подобно ветви яблони, отягощенной плодами? Неужели в ее сердце сохранился бутон моей любви? Неужели на синем небе ее глаз до сих пор мерцает звезда моего сердца? Где ты, моя прошедшая любовь, и почему ты сегодня пришла в этот поздний час в последний автобус, чтобы разбудить мое сердце? Возьми свои воспоминания обратно, ибо у меня нет сейчас ни бутонов, ни роз, моя жизнь — автобусная остановка, и я жду отправления последнего автобуса.

Я смотрел на молодых людей, которые сидели у окошка, тесно прижавшись друг к другу, и о чем-то шептались.

«Нет, нет, мне нельзя на них смотреть!»

Я отвернулся и стал смотреть в окно. Я увидел кондуктора, который подходил в сопровождении полицейского и трех солдат из станционной охраны.

Все пассажиры сразу же притихли. На их лицах отразился испуг. Чече Шах и Дарбар Асангх, которые кричали больше всех, притихли, и, глядя на них, можно было подумать, что их змея понюхала. Чече Шах вытирал платком пот со лба, жена успокаивала его, что-то говоря на языке гуджерати.

— Это почему же сюда набилось столько народа? — грозно сказал полицейский, появляясь в дверях автобуса. — Выходите все!

Пассажиры не проронили ни слова.

— Кто вошел последним? — спросил полицейский.

Все молчали.

— Ну, тогда говори ты, — обратился полицейский к кондуктору, — кого нужно высаживать?

— Вот этот сел позже всех! — сказал кондуктор, показывая на Чече Шаха.

— Он врет! — дрожа от злости, проговорил Чече Шах. — Он бесстыдно врет, инспектор-сахиб! Я вместе со своей женой сел одним из первых в этот автобус! Спросите у нее, инспектор-сахиб! — И он показал на свою жену.

— И все же вам придется сойти! — сказал полицейский улыбаясь.

— Но…

— Никаких «но»!

— Но ведь со мной моя жена!

— Я доеду одна, — поспешно сказала женщина. — А ты сойди, не затевай ссоры!

Чече Шах пристально поглядел на свою жену, а потом сказал неуверенно:

— Я редактор газеты «Hay Бхарат», я народный представитель. Я думаю, что…

— Послушайте, — сказал полицейский, — я устал. Я только что сменился с дежурства и уже собирался идти домой, когда кондуктор позвал меня сюда. Не мучьте меня, говорите скорей, кто зашел последним?

Пассажиры молчали.

Кондуктор взглянул в сторону Джанаркара, продавца манго, и сказал:

— Вот этот тоже зашел одним из последних!

— Я? Я? — закричал взволнованно Джанаркар. — Инспектор-сахиб, да я самый первый сел в этот автобус! Я вошел сюда, когда здесь ни одной живой души не было!

— Выходите! — приказал полицейский.

— Это Дарбар Асангх, — продолжал кондуктор, который знал, как зовут флейтиста.

Дарбар Асангх, не дожидаясь приказания, молча забрал свою чалму и флейту и вышел из машины.

Кондуктор посмотрел на меня. Я побледнел, но через силу улыбнулся. Однако кондуктор прошел мимо меня и высадил зеленщика Пастанаджи.

Когда же кондуктор проходил мимо прачки Кутти Лала, тот злобным шепотом сказал ему:

— Ну, попадись ты мне около Сат Бунгало, я тебе покажу!

— Инспектор-сахиб, — сказал кондуктор. — Он грозит мне!

— Что ты сказал, подлец? — закричал инспектор, хватая Кутти Лала за плечо, и, обращаясь к охранникам, добавил: — Отведите его в полицейский участок и вложите ему ума дубинками!

— Нет, нет, простите меня, сахиб, — взмолился Кутти Лал. — Я ваш покорный раб!

Кондуктор снова взглянул на меня. Я ответил ему улыбкой и пальцем поманил к себе. Когда он приблизился ко мне, я зашептал ему на ухо:

— Видите того человека, который сидит у окна? — И я показал на доктора Мата Прашада. — Он приехал с последним поездом!

Кондуктор подошел к Мата Прашаду и, потрепав его по плечу, сказал:

— Выходите!

— Но… Я? Да я самый первый сел в автобус! Спросите хоть его! — И доктор показал на меня. Но я сидел и смотрел в окно.

У кондуктора так и не хватило духа высадить молодоженов. Он несколько раз подходил к ним, останавливался, но всякий раз отходил. Они были так поглощены друг другом, глаза их сияли таким счастьем, что кондуктор просто не решался постучаться в дверь их сердец. Он решительно прошел мимо них и стал высаживать других пассажиров. Люди призывали в свидетели бога и аллаха, но кондуктор оставался глух к их мольбам. Сейчас он слышал только гимн моря.

— Теперь посчитайте! — сказал полицейский кондуктору.

Кондуктор пересчитал пассажиров. В автобусе осталось девятнадцать человек. Я был уверен, что теперь кондуктор меня не высадит — между мной и ним установился немой контакт. Взгляд кондуктора остановился на пожилой женщине из Синда, которая позднее всех вошла в автобус. Все пассажиры ее знали. Она была учительницей в вечерней школе. Это была бедная вдова, которая всегда одевалась в белое сари, много раз штопанное и перештопанное. При ней была сумка, в которой она носила картофель, помидоры, перец и другие овощи.

— И вы тоже сойдите! — обратился к ней кондуктор.

— Да как же я доберусь тогда до дому? — спросила женщина полицейского.