Мать ветров: рассказы

Старик тихо молился. Некрасивая женщина изредка, украдкой бросала на меня взгляды. Юноша смотрел на спящую сестру.

— Бедняжка, Шама. Это путешествие ее сильно утомило, вот она и заснула, — сказал он, обращаясь ко мне. — Да! Нам пришлось очень тяжело.

Действительно ли она спала, или думала о чем-нибудь, закрыв глаза, не знаю. Только она совершенно не шевелилась и в этот момент была похожа на мраморную статую. А может быть, забывшись в коротком сне, среди бесконечного мира звезд увидела своего возлюбленного, или снова ее одинокая душа, витающая в лунном свете, искала кого-нибудь. Но кого?

Наконец, Абдула нарушил это долго длившееся молчание.

— Вот мы и добрались, — сказал он, размахивая веслом.

Сойдя на берег, я попросил юношу достать где-нибудь повозку, а сам занялся багажом. Он тут же отправился на стоянку, до которой было не более двухсот метров.

— Найди-ка где-нибудь кули, — сказал я Абдуле.

— Да откуда же сейчас в такое время на берегу будут кули, господин.

— Что же мы будем делать?

— По-моему, мы с братом сможем перенести весь багаж за несколько раз. За каждую носку возьмем четыре анны.

— Хорошо. Так и сделаем. Берите багаж и несите на стоянку, да за одно отведите туда и ее, — сказал я, указывая на женщину с ребенком.

Когда Абдула вернулся, отнеся последний груз, луна взошла уже так высоко, что даже был виден другой берег реки. Я встал и пошел к лодке, чтобы разбудить спящую девушку.

Не успел я произнести первое слово, как она быстро встала. При лунном свете она казалась желтой, как цветок шафрана, а на губах была все та же улыбка, выражающая полное отчаяние.

— Не сможете ли вы разменять мне рупию? — спросил я.

Она открыла сумочку и подала мне деньги. Ее нежные тонкие пальцы были холодны, как лед.

Я заплатил Абдуле. Он поклонился и сел в лодку.

Мы шли молча. Впереди нас, опираясь на палку, шагал старик.

— Почему вы плакали в лодке? — наконец, спросил я, набравшись смелости.

Она ничего не ответила.

— Поверьте, я задал вам этот вопрос только из дружбы. Я очень хочу, чтобы вы рассказали мне о своем горе. Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь?

Глаза ее были влажны. Она уже собиралась было от-в тить мне, но вдруг, что-то услышав, слегка вскрикнула и остановилась. Если бы я не поддержал ее, она бы упала. Слышно было, как пел Абдула:

…Зачем мириться с той, которая нечестна…

Казалось, голос его бежал по волшебной лунной дорожке, которая пролегла по безграничным просторам Джхилаа. Он пел с огромным воодушевлением, однако в каждом слове сквозила явная насмешка, которая больно отдавалась в сердце. Я посмотрел на Шаму: она дрожала и старалась идти как можно быстрее. Может быть, она хотела убежать от этой грустной песни, которая преследовала ее потревоженную душу?

Остаток пути мы прошли молча. Наконец, они сели в повозку.

— Благодарю вас, — сказал юноша, пожимая мне руку. — Очень благодарю. Мы доставили вам столько беспокойства… А ваша деревня близко отсюда?…

— Мили три-четыре. Прямо по этой тропинке… Я пойду пешком…

Некрасивая женщина сложила руки в знак прощания и поклонилась. Я сделал то же самое. Шама посмотрела на меня каким-то двусмысленным печальным взглядом и тоже поклонилась. Может быть, она хотела этим взглядом открыть мне свою душу? Не знаю. В глазах ее только на один миг блеснул огонек и тут же погас, будто красивый камешек, сверкнув, исчез в голубой воде океана. Она еле заметно махнула мне рукой. Слегка звякнул браслет, на мгновение вспыхнув огнем, подобно тому как с неба падает звездочка… Она опустила глаза и стала поправлять сари.

— Прощайте! — сказал я быстро.

— Прощайте! — ответил юноша, махая рукой. Повозка тронулась.

Тропинка шла прямо через поля, а на небе между звезд пролегла точно такая же тропинка…

«Когда же началось это путешествие? — подумал я… — Кончится ли оно когда-нибудь? Куда ведут эти обе тропинки?…»

ПЕСНЯ И КАМЕНЬ

Ненависть тоже своего рода любовь. Вот, например, Иджав Хусейн Зеди.

Зеди ненавидит женщин. Он некрасив и болезненно переживает этот недостаток. Кроме того, он очень маленького роста, почти карлик. В его походке тоже есть какой-то дефект, который невольно вызывает смех. И когда люди, чтобы утешить его, не смеются над ним, а наоборот, оказывают ему свое уважение и бывают приветливы с ним, особенно когда они стараются посадить его рядом с собой, он еще больше сердится и раздражается. В душе он, наверное, очень хочет, чтобы люди называли его некрасивым, маленьким, карликом, ругали бы его, сторонились его. Я часто замечал, что он хорошо относится к тем, кто его ругает, и недолюбливает тех, кто старается сдерживаться. И чем лучше люди старались относиться к нему, тем сильнее он всегда раздражался. Впервые я встретил человека, который так любит страдать, который постоянно сознательно издевается над собой. Зеди живет в XX веке, поэтому он работает помощником директора кинокомпании. Если бы он жил в XVI веке, он был бы монахом-католиком или ревностным муллой, но XX век сделал его помощником директора.