Мать всех дорог (ЛП)

- Не совсем. В смысле, могло бы что-то быть, но я не позволил этому произойти. Не потому что я не хотел этого, а потому что я не хотел ее удерживать. Если бы я рассказал ей о своих чувствах, она бы бросила свою стажировку и осталась. Я не хотел, чтобы это произошло.

- Итак, ты принес жертву, ранив ее, но также и защитив ее, - я только киваю головой. – Это похвально. Так, что же произошло в этот раз?

Это такой неловкий разговор, но Берни решителен, и я знаю, что он не успокоиться, пока не узнает все подробности.

- Я потерял контроль. Я окунулся в свои чувства, и прежде чем смог остановить себя, все зашло слишком далеко.

- Слишком далеко? – Берни поднимает брови в мою сторону, и я с трудом сглатываю.

- Эм, нам не стоит вдаваться в детали.

Тишина обрушивается между нами, и я не знаю что мне делать – бежать или засунуть остаток своего хот-дога в рот, - поэтому я затыкаюсь.

Наконец, Берни смотрит на мня с серьезным выражением на лице.

- Ты ее любишь, Портер?

Повзрослев, я быстро усвоил, что не зависимо от последствий, вам никогда не стоит лгать Берни МакМэнну, никогда. Он хороший человек…если ты честен с ним, то он менее вероятно станет убивать тебя. Поэтому я поджимаю свои яйца и выкладываю все карты на стол.

- Безумно, - я растираю руками лицо. – Я люблю ее так чертовски сильно, больно от того, что ее нет рядом, знать, что она уехала, не попрощавшись со мной, знать, что я испортил свой единственный шанс найти свою настоящую вторую половинку. Это медленно убивает меня.

Берни кивает головой.

- Так я и думал.

Из кармана своей рубашки он достает конверт и кладет его передо мной. Мое сердце перехватывает в груди, когда я вижу хорошо знакомый почерк женщины, которая заботилась обо мне, как будто я был ее сыном. Я бросаю взгляд на Берни, который схватил меня за предплечье.

- Мама МакМэнн знала, что вы двое предназначены друг другу. Перед тем как уйти, она заставила меня дать обещание отдать тебе это письмо, когда ты, наконец, поймешь, что Марли твоя единственная. Прочитай его, и когда ты закончишь, я хочу знать, каким будет твой план по возвращению моей дочери.

С этим, Берни схватил свое коревое пиво и тарелки, и убежал в гостиную, где он щелкнул телевизором и начал смотреть спортивную статистику.

Я таращусь на письмо, больше не голодный, представляю, что написано в запечатанном, кремовом конверте.

Из гостиной орет Берни:

- Оно само себя не прочтет, мальчик.

Нуждаясь в некотором уединении, я забираю письмо, запихиваю его в задний карман, и отношу свою наполовину съеденную тарелку на кухню, где я ставлю ее на островок. Зная Берни, он, скорее всего, закончит ее за меня.

Когда я выхожу на улицу, я слышу, как захлопывается дверь за мной, и оглядываю ферму, землю на которой я вырос, дом, где я влюбился в Марли. Я могу представить ее немного неуклюжее тело, гоняющееся за нами вокруг забора, пытаясь не отстать. Я могу представить, как она обучает своих свиней, чтобы они стали лучшими на представлении, и я могу представить, как она расчесывает гриву своей лошади, Сникерса.

Куда бы я не посмотрел на ферме, я вижу Марли. Невозможно избегать ее, когда это место, где я научился любить ее.

Вместо того, чтобы вернуться в свою хижину чтобы прочитать письмо, я направляюсь к старой шине, которая висит на огромном дубе, который мы называли Дубок. Не судите меня, мы были не очень креативными тогда. Я прислоняюсь к стволу Дубка, после того как вытаскиваю письмо из заднего кармана. Я сажусь и кручу его в руках, немного нервничая перед прочтением. Если бы Пол был здесь, я бы читал его вместе с ним, но он уехал в свой медовый месяц с Саванной, что мне только на руку.

На лицевой части конверта написано «Портеру» идеальным почерком Мамы МакМэнн. У нее была особенная ручка, она пользовалась ей только для определенных людей. Я могу сказать по надписи, что она использовала такую же ручку, даже для моего письма.

Любопытно, но страшно, я открываю письмо и раскрываю такой же кремовый листок бумаги. Я тру свою бороду, когда вижу, что внутри.

Я читаю первое предложение вслух.

- Мой дорогой Портер.

Блять.

Я сжимаю свои глаза, и наклоняю голову назад, вспоминая каким нежным образом Мама МакМэнн обнимала меня, когда бы я не подошел, то, как она сияла, когда наблюдала, как я играю с Полом, и то, как она относилась ко мне также, как и к остальным своим двум детям.

Когда я падал и царапал свою коленку, она была первой, кто накладывал повязку, и когда мне нужен был совет, как справляться с отцом, она сидела со мной под этим деревом и помогала мне разобраться, что значит принять правильно решение и неправильное. Когда у меня не было чистой одежды, она забирала ее в дом, где могла постирать ее для меня, и когда у меня не было обеда, который я мог бы взять с собой в школу, потому что мой отец был слишком бесполезен, чтобы понять что я голоден, Мама МакМэнн засовывала мне в карман десятидолларовую купюру на всю неделю.