Металлическую дверь камеры затянула зеленоватая пленка. Обоняние у скаитов обычно не было развито, но вонь плесени в замкнутом пространстве подземелья возбуждала некоторые нервные импланты в мозгу Гаркота.
Он потратил пять минут на расчистку древнего замка двери, погребенной под толстым слоем земли. Потом пальцами — из своей телесной оболочки он больше всего ненавидел пальцы, наросты из растрескавшейся зеленоватой плоти были дальними родственниками изящных отростков с ногтями у людей — набрал код, ударяя по круглым твердым клавишам консоли. Ему не надо было его вспоминать. Он просто забрал его из соответствующего отдела памяти.
Механический затвор двери выскользнул из скважины с сухим щелчком. Дверь повернулась на петлях с ужасающим скрипом. Гаркот проскользнул в приоткрывшуюся щель и оказался в камере, низком, тесном помещении, вырытом в скалистом грунте. Во время господства Планетарного комитета эта камера была нулевой точкой, от которой в разные стороны потянулись коридоры подземного лабиринта, куда бросали целые семьи сиракузян, где их подвергали пыткам и убивали. Лабиринт ужаса, который по приказу Микели, первого сеньора Анга, был засыпан после артибанических войн. Специалисты по древней истории утверждали, что, если бы им позволили провести раскопки в фундаментах сеньорского дворца, они бы, возможно, извлекли скелет Артибана Сен-Нойла, великого освободителя Сиракузы, таинственно исчезнувшего в первые часы после победы его армий. Но официальные историки императорского двора яростно опровергали их доводы...
Луч фонаря вначале выхватил из тьмы груду скелетов, напугал кошкокрыс, которые бросились в бегство, услышав внезапный грохот, лизнул неровный пол, закругленные стены, потолок, который подпирали ржавые столбы.
—
Существо, которое телепатически вошло в контакт с мозгом Гаркота, могло быть только Паминксом. Давно — более пятнадцати универсальных лет — сенешаль не слышал этого старого титула эксперта. Но в свете фонаря не было видно ни фигуры, ни бурнуса, ни тела... Только пол, усыпанный костями, камнями и экскрементами кошкокрыс.
Гаркот вначале решил, что Гипонероархат лишил Паминкса его телесной оболочки. Но базовые данные тут же информировали его, что лишенная телесной оболочки спора почти тут же растворяется в одном из двух конгломератов, а потом, возможно, попадает в матричные чаны, получая новый облик и новую личность.
Что-то шевельнулось перед Гаркотом. Он различил коричневатую фигуру, которая медленно отделилась от стены. И понял, почему не заметил пленника сразу: укрывшись в провале стены, Паминкс был засыпан землей.
Коннетабль выпрямился во весь свой немалый рост. Он был обнажен, если понятие наготы имеет смысл для скаита. Быстрыми движениями руки он стряхнул пыль с кожи. Его выпученные желтые глаза постепенно обрели свойственную яркость.
У Гаркота возникло неприятное ощущение, что он смотрится в зеркало. И подумал, что придворные, глядя на него, испытывают такое же отвращение. Споры-властители были правы: он никогда не войдет в хор творения. И спросил себя, а не специально ли Гипонероархат придал отвратительную внешность десяти тысячам скаитов матричного завоевания: нельзя походить на тех, кого презираешь.
—
—
Несколько минут они ничего не излучали. Ни тот, ни другой не знали причин, по которым споры-властители запрограммировали их встречу в этой камере. Отсутствие информации сбивало с толка обоих. Скаиты обычно поддерживали строгие иерархические отношения. Никаких личных, эмоциональных и субъективных взаимоотношений не существовало между скаитами верхних эшелонов власти, запрограммированных на управление, и остальными — мыслехранителями, ассистентами, надзирателями, стирателями, обязанными только подчиняться. Но ни Паминкс, ни Гаркот не могли ни принимать, ни отдавать приказов друг другу.
—