Мать железного дракона

– Мамашам будем кости перемывать?

«Да» и «Как всегда», – хором ответили летчицы.

– Ладно, я с вами.

Все трое рассмеялись, а потом Эшлин сказала:

– Только Сирше не говори. Ее не зовем.

– И Фионе тоже, – добавила Изольда.

– Но получается не…

Эшлин подняла руку, призывая ее к молчанию:

– Она вечно всех осуждает, напивается моментально, поет хуже вороны, а если раздеться в ее присутствии – вид у нее делается весьма странный. Сирше не зовем.

– А Фиона – кретинка, каши с ней не сваришь, – поддакнула Изольда.

– Ладно-ладно, поняла.

– Вот и тип-топ, – кивнула Изольда. – Мы тебе потом расскажем как и что.

И они с Эшлин поспешили к другой летчице – передать приглашение, их дружный смех походил на звон серебряных колокольцев, покачивающихся на весеннем ветру.

Разбор полетов проходил в конференц-зале в офицерском клубе. Клуб представлял собой просторный фахверковый дом с черными стенами, широкими вимперками и крышей, укрытой дранкой из западного красного кедра. Снаружи его украшали громоздкие позолоченные цепи, а внутри парившие в тени между балками с золотистой каймой блуждающие огни подсвечивали многочисленные военные трофеи и захваченные боевые знамена, в том числе носовое украшение сбитого вражеского дракона, покрытое славой изодранное знамя из Данвегана, меч Серый Прутик, череп василиска. На настенных гобеленах были вытканы батальные сцены: Вторая центаврская война, покорение Пентесилеи, сражение при Чжолу и осада Офрийской горы[16].

В зал чуть расхлябанной походкой заходили пилоты и занимали места вокруг стола для совещаний. Во главе уселся командир летного отряда Файрдрейк[17], вид у него был спокойный, казалось, он всеми доволен. Файрдрейк поднял руку, и в зале воцарилась тишина. Он пробежал глазами по листу бумаги.

– Идем по старшинству, но в обратном порядке. А значит, первой отчитаетесь вы. – И он посмотрел прямо на Кейтлин.

Изо всех сил стараясь сохранять вид объективный и профессиональный, Кейтлин отчиталась о полете с начала и до конца, от взлета и до посадки. Опустила момент замешательства после Врат Сна, но упомянула и о внезапном приступе непокорности у своего дракона, и о скомканной посадке, во время которой сломалась опора шасси в лапе.

– Офицер ТО Друмлин доложил мне, что через два дня после получения запасных деталей сможет починить, проинспектировать, протестировать и выпустить Семь тысяч семьсот восьмую в полет, – закончила Кейтлин, ни малейшей дрожью в голосе не выдав своего эмоционального состояния, хотя к концу доклада подмышки у нее взмокли от пота.

Ртуть, сидевший по левую руку от командира летного отряда, чиркнул что-то в желтом блокноте и, не поднимая глаз, сказал:

– С вашим драконом побеседует психолог. Это необычное для дракона поведение. Будет расследование. Десять дней, может, шесть, если не затягивать. – Он посмотрел на Файрдрейка. – Рекомендую не затягивать. Предпочитаю, чтобы мои пилоты как можно больше времени проводили в небе.

– Решено, – согласился командир летного отряда. – Дальше у нас…

Когда закончился разбор полетов, Ртуть сказал:

– Капитан Кейтлин из Дома Сан-Мерси, задержитесь, пожалуйста, есть разговор.

Кейтлин не стала отвечать из страха, что голос ее выдаст, и просто кивнула. Остальные потянулись к выходу. В зале остались только командир летного отряда, командир эскадрильи и она. «Боги! – подумала Кейтлин. – Вот оно. Помни, каким бы ни было наказание, отвечать можно только: „Виновата, сэр!“» Она выпрямилась и застыла – не совсем навытяжку, но в безупречно уважительной позе.

Файрдрейк кивнул Ртути, и тот, кашлянув, объявил:

– Вам предоставляется увольнение по семейным обстоятельствам.

– По семейным… Кто-то умер?

Вид у Ртути сделался озадаченным.

– Вам не сообщили? Ваш отец. Пришел его срок.

На запад от Испании далеко средь морей

Лежит страна прекрасная, всех лучше и милей,
Кокейн она зовется, там ярок солнца свет,
Под сводами небесными богаче края нет.
В раю гулять под кущами привольно и светло,
Но все ж Кокейна милого нет краше ничего.[18]

Неизвестный автор

К шато Сан-Мерси вела длинная и прямая all'ee[19], усаженная дубами, ветви которых сплетались над головой, образуя тоннель из зеленых листьев. Тоннель этот проходил сквозь лес, который служил одновременно и щитом, оберегающим уединение поместья, и охотничьим заповедником, где водились сатиры и лани. Чащобу прорезали извилистые тропинки, в ее глубине встречались скалы, в которых гнездились змеи и иногда жили пещерные медведи, а еще там лениво катила свои воды река – широкая ровно настолько, чтобы можно было плыть по ней на гребной лодке; за свой цвет во время весенних паводков река получила название Амбервайн[20]. Недавно как раз прошли дожди, и потому в воздухе витал густой аромат прелой листвы, желудей и трюфелей. Тысячу раз ездила Кейтлин этим путем.