В животе заурчало и, на удивление, при виде окровавленного мяса, которое барс разрывал клыками вместе с кожей и костями, Арди скрутил не рвотный рефлекс, а приступ голода. Хотя прежде, когда отец и дедушка, иногда, пару раз в месяц, просили у мамы оставить им сырого мяса, Арди всегда уходил с кухни. Его тошнило от одного вида окровавленных лиц старших родственников, не говоря уже о запахе.
Мальчик, ощущая не только боль, но и пусть и немного, но больше сил, чем вчера, пополз в сторону еды. Движения все так же давались ему непросто и каждый рывок или толчок оставляли новые царапины, ушибы и даже порезы. Но что-то новое, пока тихое и незаметное, внутри Арди заставляло его со все большим усердием и даже каким-то остервенением двигаться к цели.
И когда до мяса оставалось, в буквальном смысле, рукой подать, Арди заметил, что Эргар застыл. Барс так и завис с бедром в клыках. По его серебристому меху стекали вязкие, с кусочками плоти, капли крови. Они капали на пол, разбиваясь дождем алых брызг, отражавшихся в глазах зверя. Зрачки, сузившиеся до состояния тонких полосок, неотрывно следили за мальчиком.
Арди вдруг ясно, как если бы это была его собственная мысль, осознал, что если он двинется к мясу еще хоть немного, то…
Мальчик бросил быстрый взгляд на длинные когти, которыми Эргар удерживал добычу.
— Еда, — прохрипел Арди.
Барс издал звук, похожий одновременно на рык и фырчание.
— Это моя добыча, детеныш, — произнес зверь строго и грозно. — и я не помню, чтобы ты участвовал в охоте. Мой голод еще не утолен. Когда я закончу — ты сможешь заняться своим.
Мальчик, привыкший, что каждое утро его ждал вкусный завтрак, вечером — сытный ужин, а любое угощение или редкая сладость всегда доставалась в первую очередь именно ему, лежал на холодном полу и смотрел, как клыки и когти рвут плоть и огромные шматы мяса исчезают в бездонной глотке барса. Даже маленького кусочка от каждого из них было бы достаточно, чтобы утолить голод ребенка, но барс был непреклонен.
Тянулись минуты, пока, наконец, барс, не срыгнув часть крови и обломков костей, не отошел в сторону от того, что некогда являлось «добычей». Теперь же на полу лежал каркас животного с небольшими ошметками мяса, которые барс не стал отдирать от обслюнявленных, обглоданных костей.
— Можешь приступать, — будто с насмешкой произнес барс и растянулся на своем ложе, принявшись вылизывать шерсть от крови.
Арди поднял с пола небольшую кость. Сказать, что она воняла — отвесить весьма нетривиальный комплимент этому понятию, так как простое слово «вонь» явно не дотягивала до того серно-металлического, с легким оттенком гнильцы и испражнений, запаха, которые источала кость. Вот только мальчик этого почти даже не почувствовал.
То «нечто», что заставило его, невзирая на боль, усталость и ломоту в теле, двигаться в сторону пищи, точно так же —
Отбросив её в сторону, мальчик с ужасом смотрел на окровавленные, покрытые непонятной слизью, ладони. Осознание произошедшего накрыло его волной, гребнем которой выступал все тот же запах. Только теперь Арди не только его вдыхал, но и каждым движением языка воссоздавал внутри собственного рта.
Живот забурлил, и ребенок едва сдержал рвотный позыв.
Что-то подсказывало ему, что если он сейчас расстанется с пищей (
Барс, лежавший вдали, грубо и с толикой презрения профырчал:
— Человек.
Так и потянулись дни, сменяясь неделями.
Арди просыпался, каждым новым утром замечая, что одежда на нем истончается и рвется, подставляя все больше и больше стремительно темнеющей кожи под далеко не ласковые прикосновения осеннего ветра. После пробуждения, приходящего все легче и приносящего все меньше боли, мальчик выпивал то, что скопилось за ночь в каменной чаше.
После этого, забившись в самый дальний и темный угол пещеры, мальчик просто лежал там, пока силы не покидали его и на начинался новый круг пробуждения, воды и сна. Иногда, целыми днями, Арди мог лежать в пещере совсем один. Обычно после этого Эргар возвращался с новой добычей и тогда мальчик мог утолить голод небольшим количеством мяса на кости.
Единственным занятием, которое ребенок смог для себя найти — порой выбираться из пещеры, но не далеко — всего на пару метров. За несколько недель у него даже получилось составить примерную, как говорил дедушка, «зрительную карту».
Дедушка учил, что оказавшись в незнакомой местности, надо в первую очередь представить себе центр нового края. Центром для Арди, разумеется, стала пещера Эргара. Затем, когда с центром было решено, следовало найти самый видный ориентир, который мог бы привести обратно.