Матабар (СИ)

Ну так вот — если Ардан правильно помнил уроки, то в задачи Нижней Палаты входили подготовка и обсуждения законов. После чего проекты уходили в Центральную Палату.

Она, в свою очередь, полностью зависела от Императора и его аппарата. Всего в Центральной Палате насчитывалось сорок одно место и каждый его занимавший назначался на шестнадцать лет и при этом — строго Императором. Ну и, разумеется, одного и того же человека могли назначать и два, и три и сколько угодно раз.

Центральная палата рассматривала проекты Нижней и либо отклоняла их, отправляя на доработку, либо одобряла и передавала в Верхнюю.

И вот именно Верхняя палата часто становилась предметом общественных споров (если верить все тому же «Вестнику Империи»). Все потому, что мало того, что в ней существовал «ценз по крови», так еще и места в этой палате закреплялись за аристократическими родами пожизненно.

Количество мест в Верхней палате редко когда менялось, потому как в неё входили аристократы из тех государств, что захватил Галес, когда оформлялся в качестве империи. Всего Верхняя палата насчитывала двадцать три кресла. И именно она, после одобрения Центральной палатой законов и инициатив, написанных Нижней, заверяла их и отправляла на подпись Императору.

Да, разумеется, тот обладал правом вето и мог отклонить любой указ, закон, реформу или инициативу, но подобного уже давно не происходило.

Система получалась сложной и громоздкой (ведь существовали еще и уездные управы, губернаторы, министерства и прочие чиновничьи заведения), но авторы учебника Общественного Строя уверяли, что это самый верный способ управления одной шестой всей суши и одной пятой населения на планете.

Двадцать два миллиона квадратных километров и почти четыреста миллионов населения. Империя Новой Монархии была воистину огромна.

— А у меня был выбор либо в штрафной батальон, либо сюда, — неожиданно добавил обычно молчащий Плащ. — Я, конечно, подумал, что лучше. Но в штрафбате и еда хуже, и форма не такая стильная, так еще и не платят.

— А то нас прям завалили эксами, — засмеялась Катерина. — Вон, у меня подруга на почтамте работает в Метрополии. У неё, если посчитать все премии и надбавки, и то больше получается. А она, пусть и старшая, но просто наборщица.

— И сколько? — сегодня молчуна, кажется, было не заткнуть.

— А ты что, задумался, уволиться со службы?

— Ты не увиливай, Катерина, сколько она там на почте получает?

Стрелок задумалась.

— Где-то двадцать четыре, двадцать пять эксов в месяц, если годовую премию раскидать.

Плащи, включая Йонатана, присвистнули.

— Вот ведь, — выдохнул Корносский. — а у меня со всеми выслугами и надбавками — двадцать три выходит.

Цасара весь разговор только делала вид, что слушает, а на самом деле, насколько понимал Ардан, она пребывала в некоей форме транса, практически полностью отрешившись от мира. Наверное, только так можно было сохранить рассудок на протяжении плеяды веков.

— А я хотел служить Императору, — тихо произнес тот, что со шрамом не шее. — Мой отец служил. И его отец тоже. И… нет выше чести, чем быть на стороне царской семьи.

— Цари… — фыркнул Йонатан. — Ты нам еще уроки истории Галеса расскажи, Артемий. Честь, достоинство, царская рать… Все это в прошлом. Очень далеком прошлом… Лучше бы зарплату подняли. У меня вон, сапог на зиму нет. А Катерина, небось, платья только на витрине видела.

— Я не ношу платья, — возмутилась стрелок.

— Это все потому, что у тебя денег нет. А вот были бы, чтобы ты тогда делала?

Катерина ненадолго задумалась.

— Уволилась бы со службы, уехала на Пляшущий Полуостров, куда-нибудь прямо к границе с Оликзасией и открыла бы детский приют.

Народ настолько опешил, что даже не смог ничего добавить.

— Цасара, вон, у меня была бы старшим воспитателем. Водили бы детей на море, выращивали виноград, может даже школу бы построили свою.

Йонатан помотал головой и прокашлялся.

— Так, господа, этот разговор мне начинает нравиться все меньше, так что я предлагаю тащить жребий и кто проиграет — бегает двадцать кругов вокруг…

— ГОРОД! — закричали со стороны авангарда каравана. — ВИЖУ ГОРОД!

Столько радости Ардан давно не видел. Яркая, живая, она переливалась улыбками на лицах переселенцев, звенела в воздухе детским смехом и раскатисто гремела несдерживаемыми, грубыми мужскими выкриками, зачастую перемешанными с ругательствами.

Люди обнимались, словно боясь, что их разорвут захлестывающие эмоции и как лодка в шторм, стремились прибиться к плечу такого же, как они.

Арди невольно и сам улыбнулся и перевел взгляд с улюлюкающего Йонатана на Марта.

Они были чем-то похоже. Не внешне, конечно. Манерой речи — изрядно. Даже ругались порой одинаково. Но сходство находилось не в этом.