Матадор

Доктор Карвалью не был моим шефом, но я считал себя обязанным подчиниться, потому что он оказался порядочным человеком и выполнил свою часть договора, запломбировал мои гнилые зубы.

Я вошел в дом и услышал голос Эрики, доносившийся со двора. Она сидела на пороге и кормила поросенка хлебным мякишем. Он голоден, сказала она. Эрика запускала руки Горбе между складками жира, словно обнимая его. Я зашел на кухню взять воду из холодильника. Эрика пошла за мной, села на стол и начала болтать ногами. Красивые ноги. И руки красивые.

Зачем ты убил Суэла?

Я сделал вид, что не слышу, и пошел в туалет. Только я расстегнул молнию, как Эрика толкнула дверь и встала, облокотясь о дверной косяк; я рассвирепел. Выйди отсюда! А я не смотрю, сказала она. Мне плевать, смотришь ты или нет, закрой дверь, я сказал! Дверь закрылась, я закончил свои дела, вышел, она стоит у меня на дороге. Суэл ничего тебе не сделал. Зачем ты убил его? Значит так, сказал я, ты можешь жить здесь, можешь спать в моей постели, можешь есть мою еду, носить мою одежду, брать мок деньги, но не лезь ко мне в душу, поняла?! Ничего особенного в моих словах не было. Мы глядели Друг на друга, потом она оттолкнула меня и ушла в комнату, громко хлопнув дверью.

Не хлопай дверью, заорал я.

Мне захотелось вломиться в комнату вслед за ней, встряхнуть ее за плечи и сказать: не хлопай дверью, сучка недоразвитая. Никогда не хлопай дверью в моем доме, ясно?!

Через десять минут на остановке автобуса я увидел, как Эрика, словно молодая козочка, бежит в мою сторону. Постой, крикнула она, я не обернулся и вошел в отходивший уже автобус, она все равно не успеет. Я заплатил за проезд и сел рядом с водителем, в следующую секунду она плюхнулась на соседнее сиденье. Заплати ему, сказала она. Кому? Кондуктору. Я встал, купил ей билет, вернулся на свое место. На ней была свободная футболка в каких-то розовых цветочках, под которой угадывалась маленькая грудь. Я понял, что нижнего белья на ней нет. Я чувствовал ее запах, ее дыхание, видел ее длинные пальцы, форму ногтей, ее бедра; мне стало неловко. Эрике всего пятнадцать лет, и она уже вдова, я не хочу, чтобы у нас с ней что-нибудь было. Кледир была создана для меня, Эрика нет. Мы проехали мимо магазина стройматериалов. Мимо гипермаркета. Мимо магазина бытовой техники. Мимо цирка. Ты любишь цирк? Люблю, ответил я. А я не люблю, мне скучно в цирке, клоунов я всегда терпеть не могла, даже когда была маленькая, там как-то все по-дурацки, ненавижу цирк, я кино люблю, больше всего мне нравится сидеть в темном зале и представлять, что то, что происходит на экране, на самом деле происходит со мной. Суэл тоже любил кино. У него был друг, который работал кассиром в кинотеатре «Копан», мы пересмотрели там кучу фильмов на халяву.

Я испытал приступ ненависти к Суэлу за то, что этот черномазый тоже любил кино, за то, что у него был друг кассир, за то, что он водил Эрику в «Копан», этот олень безрогий, таскавший автомагнитолы! А куда мы едем? Я сказал, что у меня есть дело и предпочел бы поехать один. Эта улица похожа на проспект Бразилии; ты был в Рио-де-Жанейро? Нет, ответил я, разговаривать мне не хотелось. Там классно. Посмотри мне в глаза. Я не стал смотреть. Когда в Рио идет дождь, море становится такого же цвета, как мои глаза, честно. Я по-прежнему не смотрел на нее. Потом я достал купюру в пять реалов, отдал Эрике и вышел из автобуса.

Бандитский квартал Крузейру ду Сул находился недалеко от аэропорта. На машине туда никто не ездил, поскольку единственная дорога вся была в рытвинах и ухабах, это был своего рода танкодром. Лучше всего было идти по пешеходной улице, пересекавшей шоссе Трабальядорес. Так я и сделал. Я продирался сквозь трущобы, пестревшие вывесками «Продается», похоже, все хотели слинять отсюда подальше.

Меня не отпускало странное чувство, будто кто-то идет за мной, я обернулся, ну так и есть – Эрика. Я не смогу доехать обратно, сказала она. Я совсем не знаю этот району где мы? Было приятно осознавать, что Эрика пошла за мной, однако я прорычал что-то нечленораздельное и скрючил рожу, как будто разозлился. Мы продолжали идти, я впереди, она сзади; посмотри-ка, сказала она, «пошив адежды». «Одежда» пишется через «о», а не через «а», засмеялась Эрика; дура она все-таки. Я зашел в хибару, сколоченную из старых железных листов, попросил позвать Негана, сказал, что и двоюродный брат Робинсона. В оружии я не разбирался. Неган стал сыпать названиями: ружье AR 15, автомат НК, калибр 9 миллиметров, винчестер, помповое самозарядное ружье, винтовка Ругер, времен войны во Вьетнаме, бьет наповал. Показал мне еще какую-то красивую штуковину, это – моя гордость, в муху попадешь из нее. Берешь? Я хочу что-нибудь самое заурядное, как у всех. Он показал мне пистолет Таурус 38. Эрика попросила дать ей подержать и направила дуло в мою сторону. Он заряжен? спросила она. Мы с Неганом засмеялись. Она нажала на курок, целясь мне в голову. Я расплатился, и мы ушли.