Matador поневоле

Но главным все-таки было не то, что публика шумела сильнее обычного. Для матадора это являлось лишь слабым оправданием собственной чрезмерной осторожности. На самом деле (и Рафи никогда бы в этом не признался даже самому себе) он попросту боялся рисковать. Еще вчера он стал бы работать куда опаснее и стал бы кумиром за один вечер. Еще вчера… Потому что вчера он не знал о том, что предсказание цыганки начнет сбываться.

Вчера ему нечего было терять, кроме темноты вокруг. Но сегодня, сейчас, у него вдруг появилась надежда. Слабая, робкая, как запах жимолости, исходящий от Вероники, И она требовала от Рафи, чтобы он остался сегодня живым. Это не рокот толпы, это голос надежды заставлял его держаться подальше от быка. Подальше ровно настолько, чтобы гарантировать относительную безопасность, но в то же время чтобы это выглядело, как трусость.

Сам Рафи презирал себя за это малодушие. И чтобы хоть как-то оправдаться перед собой, он убедил себя в том, что не слышит быка— Но какая-то его часть, загнанная глубоко внутрь и запечатанная тысячей печатей, ликовала от осознания того, что ему ничто не грозит, пока он держится подальше от быка. Это была трусливая радость солдата, спрятавшегося во время атаки на дне окопа и избежавшего таким образом гибели.

Но ему так хотелось жить! Первый раз за многие годы. И он ничего не мог с собой поделать. Раз за разом вызывая быка на атаку, он держал плащ на несколько дюймов дальше, чем обычно. И каждый раз, пропуская быка сбоку от себя, отгибался чуть сильнее. Конечно, знатоки видели это— Люди же неискушенные принимали бой за чистую монету и вопили от восторга.

Но ни знатокам, ни простым зрителям, ни самому Рафи как-то не приходило в голову, что то, что он делает сейчас на арене, неплохо даже для того, кто видит. Для слепого же это просто чудо.

Когда бой закончился, Рафи сделал крут почета по арене под бурные аплодисменты зрителей. Теперь они не были для него многоглазым чудовищем. Обычные люди. Просто их слишком много, вот и все. Хотя чем больше людей собирается вместе, тем меньше в них остается человеческого. Но все это мало заботило Рафи. Он не мог дождаться, когда встретится с Мигелем. Он до сих пор боялся того, что все это окажется простым совпадением. Нелепым и горьким… И хотя в глубине души он знал, что никакое это не совпадение, что судьба действительно свела его со старым другом, выработанная годами привычка не ждать от жизни ничего хорошего заставляла его волноваться.

Когда он проходил по узкому проходу, ведущему от арены во внутренний дворик, где располагались все подсобные помещения, никто больше не смеялся ему вслед. Люди, стоящие здесь, знали, что это такое, когда на тебя несется разъяренный торо. Они привыкли преодолевать свой страх и уважали тех, кто поступает так же. Но у них в голове не укладывалось, как можно справиться с быком, не видя даже собственных рук. Поэтому Рафи, убивший быка с первого удара и не допустивший ни одной ошибки, хоть работавший и не безупречно, вызывал у них нечто вроде благоговения. Слепой матадор, кто бы мог подумать, — было написано у них на лицах. Но прочитать это Рафи не мог. Впрочем, тишина, которая окружала его, сама по себе говорила о многом

Но, черт возьми, даже это было сейчас неважно. В другой раз он насладился бы сполна этим молчаливым триумфом. Но не сейчас. Хозяин довел его до комнаты и помог стянуть пропахшую потом и кровью быка куртку. Шут был счастлив. Все прошло гладко. Курица, несущая золотые яйца, снесла увесистый бриллиант. Все-таки риск — не такая уж плохая штука…

— Молодец, — сказал он. — Ты молодец, Рафи. Слышал, что творилось на трибунах? Пусть меня возьмут черти, если добрая половина этих зевак не поверила в то, что у тебя глаза, как у сокола.

— Перестань, —устало ответил Рафи, опускаясь на табурет. — Сам знаешь, что я могу выступать лучше. Просто сегодня…

— Не говори ерунды, кто угодно нервничал бы, впервые выступая перед столичной публикой. Для первого раза это было отличное выступление. Не будь к себе слишком требовательным. Ты был очень неплох сегодня. Поверь мне.

Рафи снял рубаху и вытер ею мокрое лицо.

— Дай мне воды, — сказал он.

Юноша жадно припал к поданной хозяином фляге. Напившись, он утер губы и проговорил:

— Ты помнишь о своем обещании?

— Хромой матадор?

— Да. Найди его и скажи, что я хочу с ним встретиться.

— А чего его искать? Он сейчас на арене. Я же тебе говорил, что он выступает сразу после тебя.

— Черт, совсем вылетело из головы… Отведи меня, я хочу послушать, как он будет выступать.

— Тебе лучше немного отдохнуть. Все равно не услышишь ничего, кроме этих крикунов. Когда он закончит, я постараюсь привести его сюда…

— Я сказал, отведи меня туда, где я смогу послушать его бой. Не так уж много я прошу... Заработал ты сегодня гораздо больше, — добавил Рафи и усмехнулся.

Шут смутился. Раньше Рафи никогда так не улыбался.

— Хорошо. Накинь на себя что-нибудь и пошли. Спорить с таким упрямцем, как ты…

Шут не договорил. К нему вдруг вернулась уверенность, что сегодняшний день преподнесет ему не слишком приятный сюрприз.