Матери

Дверь в отцовскую спальню была приоткрыта. Хейли проскользнула внутрь и ступила босыми ногами на скрипучий паркетный пол. Она давненько сюда не заглядывала и следов присутствия отца почти не заметила, как будто он не ночевал у себя несколько дней. Все здесь казалось холодным, безжизненным.

Шторы были задернуты – Хейли раздвинула их, чтобы впустить немного света.

На ночном столике лежал экземпляр «Костров амбиций» Тома Вулфа. Отец ее всю жизнь был заядлым книгочеем. А она, несмотря на его попытки увлечь ее литературой, не прочла до конца ни одной книжки и всегда недоумевала, как он умудряется выкраивать время, чтобы проглатывать такие «кирпичи».

На стене, над кроватью, висела увеличенная фотография матери Хейли, стоящей на коленях на песчаном пляже в Санта-Монике; снимок был сделан, когда та была беременна. Хейли пристально вглядывалась в лицо матери – она смотрела, прищурившись, в объектив фотоаппарата, у нее были длинные, до плеч, темно-русые вьющиеся волосы, которые она потом коротко постригла и больше никогда не отращивала. Хейли снова попыталась уловить свое сходство с матерью, которое, как все обычно говорили, имелось. Однако носы у них были разные, это точно. Хейли задержала взгляд на округлом животе матери и представила, как лежит, свернувшись комочком, в ее утробе. Наверное, мать выглядела такой счастливой, а улыбка ее казалась такой светлой потому, что она ощущала жизнь внутри себя. По крайней мере, Хейли хотелось так думать. Ожидала ли тогда ее мать, что когда-нибудь этот комочек превратится в ребенка, а потом в девочку-подростка? Как бы то ни было, тогдашняя материнская радость навсегда запечатлелась на стене в этой спальне.

Родители Хейли жили в Санта-Монике. Мать была на четыре года старше отца, и примерно в одно и то же время они оба ходили в школу Хай-Хиллз. Однажды мать рассказала Хейли, что они часто встречались, когда были детьми, а потом подростками, но заговорить друг с дружкой никак не решались. По-настоящему они сошлись чуть позже – на вечеринке у одной общей подружки. Матери тогда было двадцать два, она училась на факультете журналистики в Университете Беркли и большую часть года жила в студенческом городке. Она сразу узнала в чертах сидевшего в уголке молодого человека паренька, которого не видела по меньшей мере три года, со школьных времен, и который в ту пору был слишком юн, чтобы она могла обратить на него внимание. Во всяком случае, так думала Хейли, хотя на самом деле, судя по тому, как мать об этом потом рассказывала, она влюбилась в него еще до этой знаменательной встречи. Хейли видела фотографии отца, где ему было пятнадцать лет. Он уже тогда был неотразим.

Они провели вместе всю ночь и с тех пор не разлучались. Следующей зимой они перебрались в просторную квартиру на Барнард-уэй, с видом на океан. Отец тогда учился на инженера, а мать вскоре устроилась спортивной журналисткой на местный телеканал, чтобы как-то сводить концы с концами. Она часто с ностальгией вспоминала о тех временах, о рождении дочери, благо с этим были связаны лучшие годы ее жизни. То было счастливое преддверие их последующего переезда в Канзас. У Хейли сохранились дорогие воспоминания о детстве, проведенном в Санта-Монике: о выходившем на проспект балконе, где она любила сидеть, свесив ноги за решетку, и о простиравшемся чуть дальше Тихом океане, который сверкал на солнце; о соседке снизу, миссис Моррис, угощавшей ее сладостями, когда та, случалось, забирала ее к себе по вечерам; о прогулках с отцом по пляжу…

Несмотря на любопытство, Хейли не решилась открыть ящики комода, боясь наткнуться на порнографические журналы, спрятанные под отцовским бельем. Или, хуже того, на фотографию чужой женщины.

Последний раз за совместным обедом, перед самым своим отъездом, отец выглядел озабоченным. Он приготовил одно из любимых блюд Хейли – пасту с лососем. Отец и дочь уже давно не сидели вот так, вдвоем. Они обедали за низким столиком в гостиной, а потом смотрели кино, после чего Хейли отправилась с подружками в бар в центре города. Отец все реже выходил из дома и проводил вечера в основном у себя в комнате за книгой. Ему едва исполнилось тридцать восемь, и, не будь он ей отцом, она с удовольствием вытаскивала бы его с собой на вечеринки.

Осмотрев все наверху, Хейли спустилась на первый этаж, включила сигнализацию и заперла входную дверь на ключ.