Материалы для биографии А. С. Пушкина

Если можно, пришли мне… Child-Harold[208] Ламартина{403}. То-то чепуха должна быть! Да вообще что-нибудь новенького, да и «Старину». «Талию» получил и письмо от издателя. Не успел еще пробежать: «Ворожея»[209] показалась мне du bon comique[210]. А Хмельницкий – моя старинная любовница. Я к нему имею такую слабость, что готов поместить в честь его целый куплет в первую песнь «Онегина». Да кой ч<ерт>, говорят, он сердится, если об нем упоминают, как о драматическом писателе!..»{404} Комиссии относились иногда и к весьма обыкновенным вещам: «Пришли мне бумаги почтовой и простой, – пишет Пушкин, – если вина, так и сыру; и (говоря по-делилевски){405} витую сталь, пронзающую засмоленную главу бутылки, т. е. штопор» (1824){406} иногда также очень дельные комиссии перемешаны бывали с обыкновенными, и притом весьма оригинальным образом: «№ 3. Пришли мне: 1) Oeuvres de Lebrun, odes, élégies etc. найдешь у St. Florent[211]. 2) Серные спички. 3) Карты, т. е. картежные (об этом скажи Михайле{407}: пусть он их и держит и продает). 4) «Жизнь Е. Пугачева»{408}. 5) «Путешествие по Тавриде» Муравьева. 6) Горчицы и сыру, но это ты мне и сам привезешь…»{409} В другой раз Пушкин начинает лаконически: «Фуше, Oeuvres dram de Schiller, Schlegel, Don Juan (последние 6 и проч. песни){410}, нового Walter Scott» «Сибирский вестник» весь – и всё это через St. Florent, а не через Слёнина. Вино, вино, ром (12 бутылок), горчицы, Fleur d'orange, чемодан дорожный, сыру лимбургского, книгу об верховой езде, – хочу жеребцов выезжать: вольное подражение Alfieri[212] и Байрону» (1825){411}. Бывали, однако ж, комиссии у Александра Сергеевича, которые, по существу своему, стояли несравненно выше всех других поручений. Так, при получении известия о наводнении в Петербурге он предается и серьезным размышлениям, и шутливости, но вдруг прерывает и то и другое следующим замечанием: «Этот потоп с ума мне нейдет. Он вовсе не так забавен… Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному, помогай из онегинских денег, но прошу, без всякого шума: ни словесного, ни письменного…» (8 декабря 1824){412}. В другой раз он делает такую приписку к брату: «P. S. Слепой священник перевел Сираха{413} (см. «Инвалид» № какой-то), издает по подписке; подпишись на несколько экземпляров» (1825){414}. Эта комиссия родилась уже без всякого вызова или побуждения с какой-либо стороны.

По отношению к литературе весьма важны хлопоты Пушкина о собственных своих произведениях. Мы уже видели прежде, каких трудов стоило ему первое его собрание стихотворений. Не менее забот доставило ему издание первой главы «Евгения Онегина» в 1825 г., которое препоручено было Льву Пушкину вместе с П.А. Пл<етне>вым. Он беспрестанно пишет об этих изданиях, о перемене в них стихов, о расположении пьес и строф, о скорейшем окончании дела и проч. Вот выдержки из этой переписки: «Что «Онегин»? Перемени стих «звонок раздался». Поставь «Швейцара мимо он стрелой…»[213]. В «Разговоре», после «искал вниманья красоты», пусти непременно:

Глаза прелестные читали
Меня с улыбкою любви,
Уста волшебные шептали
Мне звуки сладкие мои[214]

.

Не забудь Фон-Визина писать Фонвизин. Что он за нехрист? Он русский, из перерусских русский» (1824){415}. «Прошу скорее вытащить «Онегина» из<-под цензуры> … Долго не торгуйся за стихи, режь, рви, кромсай хоть все 54 строфы, но денег, ради бога!»{416}

«NB. г. издатель «Онегина»!

Стихи для вас одна забава,
Немножко

стоит вам присесть[215].