Материя

– Мы? Я? Состязаться за право участвовать в спаривании? – Мандибулы великого замерина защелкали с такой скоростью, что получилось что-то вроде жужжания – нарисцинского смеха. – Что вы! Конечно нет! Предпочтительная спецификация… – (сбой/извинения! – просигналил переводчик, потом поспешил наверстать упущенное), – предпочитаемый Императорским Колледжем Деторождения генотип совершенно не отвечает нашей разновидности. Я думаю, наша семья даже не подавала заявки на тендер. В любом случае оповещение было разослано заблаговременно, и если бы мы собирались участвовать, то смогли бы вывести несколько крепких и привлекательных особей специально для нашей дорогой королевы. Нет-нет, честь уже в самом присутствии.

– Счастливый отец умирает, насколько я понимаю.

– Конечно! Это почетнее всего. – Они приблизились к огромному иллюминатору на нижней стороне станции, откуда во всем своем темном великолепии виднелся Сурсамен. Великий замерин ощетинился антеннами: казалось, зрелище вызывает у него недоумение, что на самом деле было не так. – Однажды нас удостоили такой чести, – сказал он, и переводчик – а может, и собственные процессоры Шоумы – уловил печальную нотку в мажорной интонации. Утли махнул конечностью, показывая на одну из своих маленьких голографических побрякушек. – Видите? Наша семья на протяжении последних тридцати шести поколений деторождения один раз даровала видо-отца. Однако это было тридцать шесть поколений деторождения назад, и увы, если не произойдет чуда, я потеряю этот знак отличия менее чем через один стандартный год, когда вылупится следующее поколение.

– Но у вас еще остается надежда.

– Надежда – это все, что остается. Современные нравы все дальше от образа жизни моей семьи. Мы идем против ветра. Чужие запахи пересиливают наши. – Переводчик указал на несовершенный образ.

– Присутствие вменено вам в обязанность?

Утли мотнул головой – аналог пожимания плечами.

– Технически. Непринятие приглашения карается смертью, но на самом деле это чистая формальность. – Он помолчал. – Хотя нельзя сказать, что совсем формальность. Случались и казни. Но в таких случаях неявка обычно служит лишь поводом. Придворная политика. Довольно мерзко.

Великий замерин рассмеялся.

– И долго вы будете отсутствовать? – спросила Шоум, когда они наконец оказались у громадного окна, по-прежнему вежливо держась друг за друга.

– Около стандартного года. Стоит некоторое время побыть при дворе, напомнить всем, кто мы такие. Пропитаться запахом семьи, так сказать. Кроме того, я возьму отпуск и посещу старые семейные садки. Некоторые границы требуют уточнения. Может быть, придется сразиться с молокососом-выскочкой и съесть его.

– Похоже, у вас много дел.

– Ужасная скука! Нас влечет назад только то, что связано с нерестом.

– Полагаю, что события подобного масштаба происходят лишь раз в жизни.

– Для отца – безусловно! Ха-ха!

– Что ж, вас, несомненно, будет здесь не хватать.

– И мне будет не хватать всего этого. Пока мы отсутствуем, миссию возглавят мои педантичные и компетентные родственники. Им бы польстили такие слова. Моя семья неизменно считала, что, если уж приходится временно сбрасывать с себя груз обязанностей, ты должен оставлять на своем месте таких заменителей, чтобы по возвращении тебя приветствовали горячо и искренне. Ха-ха. – Глазные стебельки Утли качнулись, словно на сильном ветру – аналог улыбки. – Но это шутка. Клан Гиргетиони – это слава нарисцинского вида. Я лично назначил моего наименее некомпетентного племянника на должность действующего замерина. Я испытываю к нему и к ним максимально возможное доверие.

– А как обстоят дела? – спросила Шоум. – Я имею в виду на Сурсамене.

– Спокойно.

– Всего лишь «спокойно»? – недоуменно переспросила она.

– В общем и целом. Ни взгляда мельком, ни молекулы от Бога-зверя в подвале, и так несколько веков.

– Это всегда успокаивает.