Материя

— Им, конечно, дозволяется ограниченное влияние — они ведь контролируют каналы доступа во внутренние области Сурсамена и в немалой степени отвечают за безопасность на нем. Правда, окты явно вышли за пределы своих полномочий, сотрудничая с сарлами, чтобы сначала обмануть делдейнов, а потом привести к почти неизбежному поражению. Аултридии в результате подали иск против октов в Менторский суд нарисцинов. Причины такого поведения октов все еще расследуются. Высказывается множество соображений, а следовательно, никто ничего толком не знает. Однако скажу прямо: мой вид осуществляет менторство над теми, кто менторствует над теми, кто менторствует над вашим народом. Многие ступени и уровни отделяют меня от права напрямую вмешиваться в ваши дела... Вы, принц, оказались невольной жертвой системы, созданной именно для того, чтобы помогать народам вроде сарлов. Эта система конструировалась десятки тысяч лет, чтобы максимально обеспечить естественный прогресс технологически малопродвинутых народов в контролируемой галактической среде, позволив обществам на абсолютно разных ступенях развития взаимодействовать друг с другом без случайного уничтожения или деморализации менее развитых участников. Она неплохо работала все это время, но, увы, иногда приводила к аномалиям или очевидным несправедливостям. Мне очень жаль.

«Сцена невелика, зато зрителей много». Фербин вспомнил отцовские слова, слушая монолог мортанвельдки. Но зрители оставались зрителями: им запрещалось выскакивать на сцену и принимать участие в происходящем. И если не считать колкостей, вызовов на поклоны и выкриков: «Смотри, сзади!» — они мало что могли изменить, не рискуя быть выкинутыми из театра.

— И вы не можете нарушать эти правила?

— Могу, принц. Мы с вами разговариваем на одном из моих судов, где я гарантирую конфиденциальность беседы и свободный обмен мнениями. Тем самым я уже нарушаю правило, касающееся законного взаимодействия между, скажем так, официальными лицами. Я могу вмешаться, но надо ли? Я не хочу сказать — приведите мне новые основания, я хочу сказать — верно ли я поступлю? Правила, нормы, условия и законы установлены не произвольно, а по веским причинам. Правильно ли с моей стороны будет их нарушать?

— Вы можете догадаться, что я об этом думаю, мадам. Я бы сказал, что жестокое и преступное убийство почтенного человека — короля, к которому все его подданные, кроме нескольких завистников, предателей, подлых убийц, питали любовь, — должно болью отозваться в сердце любого существа, сколько бы ступеней и уровней ни отделяли его от таких малозначительных созданий, как мы. Я надеюсь, нас всех объединяет любовь к справедливости и желание видеть зло наказанным, а добро — вознагражденным.

— Конечно, все именно так, — уступчиво сказала Шоум. — Но если заглядывать далеко в прошлое, придется признать, что в основе этих правил лежит как раз идея справедливости. Мы хотим быть справедливыми в отношении тех, кого опекаем, и тех, над кем менторствуем, а потому обычно отклоняем самое очевидное — то есть поспешное вмешательство. Можно вмешиваться и оказывать влияние в каждом случае, когда дела идут вовсе не так, как хочется любому порядочному и разумному существу. Однако при каждом таком воздействии, пусть оно совершено из лучших намерений, пусть оно законно и справедливо, если говорить о непосредственных результатах, мы незаметно, постепенно, но неизбежно лишаем тех, кому помогаем, всякой свободы и достоинства.

— Справедливость есть справедливость, мадам. А подлость и предательство останутся подлостью и предательством. Можно удалиться и потерять их из виду, но если снова приблизишься, то сразу узнаешь их и поймешь, какое это зло. Когда убивают простого человека, для него это конец, а для его семьи — катастрофа. И потом, если отвлечься от сострадания, последствия тут велики настолько, насколько важной он был фигурой. Когда убивают короля, вся история страны отклоняется от верного курса, и это совершенно иное дело. Отношение к такому злодейству красноречиво говорит о тех, кто знает о нем и имеет возможность покарать преступников, — и о тех, кто терпит их и покрывает. Это яркий урок для всех подданных, закладывающий большую часть их представлений о нравственности. Судьбы народов, всех философий, мадам, зависят от таких событий, и их не следует считать возней в собачьей будке.

Генеральный директор издала сухой трескучий звук, похожий на вздох.

— Может быть, с людьми дело обстоит иначе, мой дорогой принц, — сказала она печально, — но мы обнаружили, что недовоспитанный ребенок, столкнувшись с настоящей жизнью и набив себе шишек, учится на них. Правда, и тут можно обвинить родителей в нехватке смелости и ответственности. Ребенок с избытком воспитания всю жизнь проводит в клетке или вырывается из нее таким необузданным, распутным, исполненным неуправляемой энергии, что причиняет вред всем вокруг и обязательно — себе. Мы предпочитаем детей с недостатком воспитания: они лучше в дальней перспективе, хотя вначале им приходится труднее.