Матильда Кшесинская. Любовница царей

Муж и сын всячески отговаривали ее от сомнительного предприятия. Говорили про здоровье, возраст. Ссылались на двух других экс-балерин Мариинского театра – О. Преображенскую и Л. Егорову, отклонивших аналогичное предложение де Базиля.

Она не знала, как быть. Отпал в последнюю минуту предназначавшийся ей в партнеры бывший танцовщик Мариинки А. Волинин, запросивший чрезмерный гонорар за участие в концерте. Единственным выходом из положения было – танцевать «соло». Выигрышный номер такого рода был у нее один – «Русская», подходивший в качестве дивертисмента в намечаемый гала-спектакль «Ballet Russe de Monte Carlo». Но где было сыскать в Париже для прославившего ее танца костюм? Головной убор? Никакой модельер, будь им даже Пату, не смог бы выполнить подобный заказ в считаные дни.

С неразрешимой задачей справилась Людмила. В записной ее книжечке значился адрес подруги по театральной костюмерной Барбары Каринской, содержавшей в Париже собственную мастерскую. Услышав о просьбе, та развела руками:

– Миленькая, ты в своем уме. Это ж тебе не перчатки кроить? Там же деталей невпроворот! Где, скажи, я тебе выкройки найду? Рисунок хотя бы можешь показать?

– Не шуми, Варя, – остановила ее гостья. – Будет тебе рисунок. Завтра утречком и получишь.

За ночь по памяти она восстановила – скрупулезно, в деталях – форму и аксессуары русского сарафана, передала Каринской. Обегала лавки букинистов на набережной, перелистала десятки старых художественных журналов, нашла, наконец, то, что искала: репродукцию картины художника Соломко с изображением празднично одетой крестьянки с кокошником на лбу. Купила за двадцать франков журнал, дома скопировала на вощеную бумагу кокошник. Вылепила по рисунку, вспомнив, как это делали в театральных мастерских, форму из вымоченного картона, закрепила мучным клейстером. Примеряли несколько раз с Матильдой Феликсовной слепок, подогнали идеально по форме головы. Ювелир, изготовлявший кокошник, получив готовую копию, топорщил в удивлении усы: «Parfait! Parfait!» («Прекрасно! Прекрасно!»)

Тринадцатого июля скоростным экспрессом «Голден-Арро» шестидесятитрехлетняя Кшесинская отправилась во второй раз завоевывать лондонскую публику – четверть века спустя после дягилевских гастролей 1911 года.

3

Зачем, спрашивается, ей это было нужно? За каким рожном? Что мог прибавить к ее славе минутный успех? Гонорар был мизерным, поездка утомительной. В проливе качало, пароход прибыл в Кале с часовым опозданием. После лондонского поезда, встречи с прессой в «Уолдорф-отеле» галопом помчались на примерку к прибывшей раньше них в английскую столицу Каринской. Костюм лежал на раскроечном столе едва намеченным на живую нитку. Наутро следующего дня она репетировала на сцене Covent Garden с оркестром. По окончании снова понеслась к Каринской.

Послушаем с ее слов, как развивались дальше события:

«…Я пришла в ужас: костюм был совершенно не готов, только сшит, ни рисунки на нем не были выведены, ни вышивки не закончены, а вечером мне надо было в нем выступать. Но Каринская меня успокаивала, что к вечеру костюм будет готов и что она никогда меня не подведет. Я все же попросила Андрея днем заехать к Каринской и посмотреть, в каком положении мой костюм. Он вернулся и уверял меня, что костюм уже почти готов, заканчивают последние мелочи, тогда как на самом деле он мало подвинулся с утра, но этого он мне тогда не сказал, чтобы не расстраивать. Золотой рисунок по сарафану даже и не начинали выводить, но сын Каринской сказал, что это пустяки, и в каких-нибудь десять минут набросал рисунок, перевел его на парчу, вырезал рисунок и горячим утюгом приклеил его к сарафану. Каринская сдержала слово – к моему приезду в театр костюм меня уже ждал совершенно готовый. Как она успела закончить костюм в такой короткий срок, я до сих пор не понимаю».

В Лондоне к началу ее выступления собралось немало коллег по сцене, друзей, знакомых. Были Фокин с Верой, Сергей Лифарь, великий князь Дмитрий Павлович в обществе американской невесты, вчерашние ученицы и стажеры, успешно делавшие карьеру в труппах Старого и Нового Света. Все ужасно за нее переживали. Ясно было как божий день: затея «колонеля» – коммерческий трюк. Художественная сторона дела, качество исполняемого престарелой балериной дивертисмента занимали его в последнюю очередь – целью был кассовый успех. Не искушенная в балете лондонская публика валом валила в Covent Garden в надежде увидеть возлюбленную последнего русского царя. Танец Кшесинской занимал ее в последнюю очередь.