Матёрый

Можно сказать: в наихудшую из всех возможных сторон.

Как же так? Он ведь лишь выполнил две заповеди: библейскую и христианскую. Потребовал око за око, зуб за зуб. И поделился с ближним последней рубашкой. Результат налицо: мёртвая девушка, лежащая немым укором в его доме. Снова кровь, снова слезы.

Саня, правда, пока не плакал и не требовал ничьей крови. Присев возле Ксюши, он зачем-то попытался нащупать пульс на её неживом запястье. Прерывисто вздохнул. Бережно вернул руку на место. А сам остался сидеть, весь скрючившись, словно откуда-то дул только им ощутимый ледяной ветер, пронизывающий до глубины души. Не могли согреть парнишку ни громовские шмотки, ни громовские соболезнования. Не поворачивая опущенной головы, он вдруг глухо произнёс:

— Она, перед тем как наверх подняться, со мной попрощалась. Сказала: ухожу навсегда, не поминай лихом… Так меня подразнить решила. Будто с вами остаётся. А я разозлился и не попрощался. Жаль.

Громов с трудом проглотил комок в горле и негромко спросил:

— Ты как, в порядке?

— Я-то в полном порядке, — отозвался Саня механическим голосом автоответчика. — А вот Ксюха…

— Тебе придётся немного побыть одному. Пока я съезжу к ближайшему телефону.

— Никуда не надо ездить. Ни «Скорой» не надо, ни милиции, ни пожарных. — Саня немного помолчал и вдруг произнёс нараспев:

— «Пьяный врач мне сказал: тебя больше нет. Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел».

— Эй! — насторожился Громов. — Ты что?

— Не волнуйтесь, я не сошёл с ума, хотя хочется.

Это любимая Ксюхина песня. Там ещё такие слова есть: «Я смотрел в эти лица и не мог им простить того, что у них нет тебя и они могут жить…»

— Саня обернулся, давая Громову возможность хорошенько разглядеть свои ненавидящие глаза, и неожиданно сказал:

— Её ведь из-за вас убили. Вместо вас. И теперь вы должны мне помочь. Обязаны.

Конечно, он был прав, этот мальчик в чересчур просторном для него свитере. Громов был у него в долгу, в неоплатном долгу, но частично погасить его имелась возможность. И он вдруг поймал себя на мысли, что ждёт того момента, когда Саня сумеет убедить его сделать то, что ему и самому не терпелось совершить.

— Допустим, я обязан тебе помочь. — Громов прищурился. — Допустим, даже соглашусь. Но чем именно я могу тебе помочь? Ты знаешь?

— У вас есть оружие? — будничным тоном спросил Саня, не отворачивая своего осунувшегося лица с лихорадочно блестящими глазами. — Есть? Почему вы молчите?

— Слушай, давай лучше на «ты», — предложил Громов, выигрывая время на поиск правильного ответа. Разумного, рассудительного ответа взрослого человека, способного удержать от глупостей желторотого юнца.

— Я не могу с вами на «ты», — услышал он в ответ. — Это лишнее. Если не хотите мне помогать, то просто дайте мне оружие, научите им пользоваться, а сами уезжайте.

— С чего ты взял, что у меня есть оружие?

— У таких, как вы, оно всегда есть.

— Ты угадал, — подтвердил Громов, с трудом выдерживая ровный тон. — Есть у меня оружие. Но я тебе его не дам.

— Почему?

— Потому что таких, как ты… — Громов холодно улыбнулся и повторил, чеканя каждый слог:

— Потому что таких, как ты, всегда убивают. С оружием в руках.

Саня выпрямился. Теперь они стояли лицом к лицу, и, странное дело, Громов не замечал своего превосходства в росте.

— Значит, нет? — уточнил Саня.

— Не совсем. Я займусь этим один. Важен результат, не так ли?

Саня помотал головой:

— Не так. Совсем не так. Я пойду с вами. А потом… потом вы поможете мне… похоронить Ксюху.

На том самом острове. Ей там нравилось.

Громов опешил:

— Неужели ты хочешь?…

— Я не хочу! — зло перебил его Саня. — Ни хоронить не хочу, ни вас просить о помощи. Но без вас я не справлюсь. Вы же знаете, что я плавать не умею.

И… и силёнок маловато…

— Что ж, достаточно честно, — признал Громов, не сводя изучающего взгляда с побледневшего Саниного лица. — Тогда и я буду с тобой честен. Меня больше всего устраивает именно так — без суда и следствия. Но ты… Тебе нельзя становиться вне закона. Ты не сможешь. Сломаешься. А с меня хватит сломанных судеб!

— А я уже сломался, — тихо сказал Саня. Печально улыбнулся, развёл руками. — И вне закона оказался, потому что бомж. Натуральный. Идти мне некуда.

Ксюхи больше нет. Остальное не важно.

— Это для тебя не важно. А…

— Родные и близкие? — Саня кисло улыбнулся. — У Ксюхи — ни родителей, ни родственников… А своим скажу, что она нашла себе другого. Большого, сильного, видного. Вот вроде вас. — Он посмотрел на Громова. Его глаза превратились в оценивающие щёлочки. — Полюбила немолодого, но мужественного мужчину и сбежала с ним куда-то. Все поверят. Я же вон какой — полметра с кепкой. А она красивая. — Саня угрюмо помолчал и добавил:

— Была.

Громов вздохнул. Он видел, что этот мальчик не отступится от своего. Все равно исполнит задуманное; во всяком случае попытается. И тогда его загубленная жизнь тоже ляжет тяжким грузом на громовские плечи.

— А вот я сейчас возьму тебя в охапку и силком доставлю в ближайшее отделение, — буркнул он. — Брыкайся, не брыкайся…

Саня отступил на шаг и сказал, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей: