Матюшенко обещал молчать

Им было по сорок — сорок пять, бравым, норовистым мужикам и отличным, между прочим, производственникам. Если нужно было иногда «вколоть» — в конце месяца, квартала, года, как ведется, — они сутками не уходили из цеха. Бывало, изругают на чем свет стоит всех и вся, но дело сделают наилучшим образом, получат свои «штурмовые» десятки, пятерки, трояки и толпой, могучие в своей рабочей спайке, бредут не торопясь — куда? Да все туда же: в очередной раз отсалютовать мужскому братству.

Я было начал эти рассказы так:

«Однажды бригадир заливщиков Иван Федосеевич Матюшенко, сильный,суровый мужчина с седеющими уже висками, подошел ко мне и сказал: "Товарищ мастер, у меня есть одна задумка, рационализаторское предложение, так сказать. Я все продумал, но надо кое-что сосчитать, а образования у меня всего семь классов — война… Самому мне никак не справиться". — "Я вам охотно помогу, — сказал я, — вместе и сосчитаем"».

Но потом что-то меня остановило. Хотя ведь так оно и было однажды. Ну, не совсем так… Ко мне подошел как-то Матюшенко и говорит:

— Слушай, мастер-ломастер, долго мы с этими драными ковшами мучиться будем — четыре часа сушим, а из него все равно вода течет?!

— А что делать, — говорю, — песок сырой, вон как его дождик поливает.

— А то делать, — говорит Матюшенко, — что давай мы с Бричкой за неделю навес сделаем, чтобы песок, я извиняюсь, не мочился. В свободное от работы время. Где материал возьмем — не твое дело, но воровать не будем, возьмем, что под ногами лежит. А ты нам с Бричкой обеспечь по пятьдесят рублей — и подсчитай выгоду. Ты — инженер…

Я подсчитал: если песок будет сухой, ковш после набивки и сушить почти не надо, нагреть докрасна и — под металл. Выгода прямая. А то мы, бывало, по два часа стоим и ждем, пока сырой ковш высохнет.

Но где взять сто рублей — в цеховой смете этот расход не предусмотрен. Начальник цеха говорит: «Если твой Матюшенко такой патриот, пусть даром сделает, для общего блага. Что это все за деньги да за деньги — мы людей воспитывать должны».

Я так и передал Матюшенко. Матюшенко подумал немного и вздохнул: «Даром — папа маму не целует…» На что начальник цеха сказал: «В общем-то он прав. Пусть делает навес, а ты ему потом какой-нибудь наряд выпишешь. Какой наряд? Черт знает, чему вас в институтах учат… Посоветуйся с Матюшенко, он знает».

Я так и сделал. Дней через пять мои волонтеры возвели над огромной кучей песка во дворе цеха добротный навес — из досок, всевозможных обрезков и кусков толя, я выписал им наряд, куда вошли следующие работы: аварийный ремонт вагранки, рытье ямы для слива холодного металла, уборка цеха и кое-что по мелочам — набралось точно сто рублей, как и договаривались. Приятели получили деньги и пошли делить. Но видно, не поделили… На другой день Бричка подал по инстанции жалобу: мол, 'навес они строили вдвоем, работали одинаково, он только один вечер не вышел — живот болел, а Матюшенко высчитал у него из суммы пятнадцать рублей. И так далее.

Какой навес? Какие деньги? Кто дал разрешение? Отдел труда и зарплаты поднял шум. Матюшенко быстро умаслил Бричку, дал ему отступного, и они помирились, про них даже в заводской газете написали — рационализаторы! — а с меня потом год эти сто рублей высчитывали — я оказался крайний. Матюшенко утешал: «Не печалься, мастер, считай, что ты кладешь деньги на сберкнижку, а как набежит сто рублей, ты их отдашь в фонд мира — ведь отдают же люди и не такие деньги».

А больше никакой рационализации я что-то не припомню — о чем же писать? О том, как Матюшенко восемь часов в смену разливает по формам металл, каждый день? Тут много не напишешь, если, разумеется, не приврешь. Ну я бы мог, мог, конечно, написать, что Матюшенко был такой умный, такой умный, что на каждом шагу затыкал за пояс профессоров, что он без отрыва от производства защитил диссертацию — придумал какой-то новый изотоп, что за высокие показатели в соцсоревновании его назначили замминистра. Но тогда это был бы не Матюшенко. Матюшенко «замминистром» еще бы и не согласился стать — по той причине, что «замминистры» выходят на пенсию не когда хотят, по достижении возраста, а когда их отпустит правительство. А заливщики — ровно в пятьдесят лет! И еще ни одного не задержали.

Я хочу рассказать о Матюшенко и его товарищах по работе, о людях, которых уважаю и люблю. Но как начать? Крутится на уме вот это самое «выпивали в курятнике у Сереги Пономарева» и еще две-три Матюшенкиных истории. Он был великолепный рассказчик, и кое-что из его рассказов врезалось мне в память на всю жизнь. Вот бы написать! Но разве об этом можно? Разве этого ждет от меня серьезный, ответственный читатель? Ой, не знаю, ой, не знаю…