Матка

У Матки центральный сегмент жалящего аппарата представляет собой яйцеклад, через который в тело жертвы, помимо яда, может быть введен эмбрион. Вдобавок в жале Матки присутствует дополнительный секрет, обусловленный ее привилегией обеспечивать приумножение рода: специальное вещество, стимулирующее, как она выразилась, половую функцию у человеческих мужчин. Это чтобы искусственным путем спровоцировать на близость, если никто не захочет добровольно. Вот, значит, как она вышла бы из положения, если бы я сразу отказался. Мы с ней поэкспериментировали, и, правда, сильно действует! Была бы она фармацевтом, производители виагры бы разорились, чего уж там. Знай себе впрыскивай яд в склянки и продавай, мало ли любителей вечной любви?

Кислотные железы расположены в наиболее крупных сегментах челюстей и также обладают противоречивыми свойствами. Смесь кислотных секретов либо разбрызгивается в пространство, причиняя ожоги жертве, либо вводится внутрь человеческого тела, разъедая органы. Однако Матка способна по своему выбору удалять из выделений кислотную составляющую, и тогда получается универсальный и, в общем, безвредный антисептик.

Наконец, последние два типа желез имеются только у Матки, это "медовые" и "молочные". Соответствующие вещества — основной продукт питания всего роя. Маточное молоко представляет собой питательную смесь вроде энергетического напитка, а маточный мед — что-то наподобие наркотика, аналогов этим секретам по составу нет в природе (во всяком случае, я не нашел). Мед выделяется из отверстий около ключиц, по три над правой и левой грудью. Молоко течет из небольших отверстий на висках, по три с каждой стороны головы.

…

Глеб.

Сообщение, что парализующий яд может действовать как средство, возбуждающее сексуальную активность, удивило Тасманова.

— Он же вызывает полный паралич.

— Это если ввести полную дозу глубоко в нервный центр. Скажем, в солнечное сплетение. А если ввести вещества выборочно и, например, в поясницу или в плечо…

— Ну, вот меня ты можешь так ужалить? — оживился Тасманов.

Матка смерила его подозрительным взглядом.

— Кто-то тут говорил, что не хочет работать банком спермы?

— Мне интересно по науке!

— Ну давай я тебе по науке покажу на примере какого-нибудь "выносливого деревенского парня", — поддразнила Матка, не уступавшая, по-видимому, Тасманову в злопамятности.

— Нет уж, для чистоты эксперимента, показывай на мне! Ты же говоришь, что это не опасно.

— Как знать, у некоторых сердце может и не выдержать! — лукаво улыбнулась Матка.

— У меня сердце в порядке, — отрезал Тасманов, — справлюсь.

Поломавшись еще немного, Матка с усмешкой уложила его на спину и, едва коснувшись его бедрами, ужалила в живот пониже пупка.

Тасманов едва не задохнулся от боли.

— Вот черт! — процедил он, зажав рану.

Между пальцев ручьями заструилась кровь. Некоторое время он чувствовал только жгучую, оглушительную боль; потом вся поясница онемела, волны то жара, то озноба, то удушья, то лихорадочной дрожи одна за другой проходили по телу; и внезапно он ощутил неуправляемое, болезненное вожделение, словно обезумел.

— Даже если я сейчас займусь с тобой любовью, тебе не станет лучше, — беспечно прощебетала Матка, словно отвечая на его мысли. — Теперь только время сможет приглушить это желание.

Тасманов застонал, стиснув зубы.

— Пож-жалуйста, — процедил он, взглянув на Матку, и новый приступ причудливой смеси похоти и боли заставил его задохнуться.

— Хорошо действует, правда? — довольно прострекотала Матка. — Некоторые пленники, даже если я только что съела на их глазах всю их семью, после укуса охотно выполняли то, что от них требовалось, без всяких уговоров с моей стороны, — похвасталась она так, словно Тасманов с ней спорил.

— Я умоляю тебя, сделай что-нибудь, — протянув руку, он ухватился за ее круглую коленку; когда ему пришлось, переступив через самолюбие, вновь опуститься до уговоров, он вообще перестал о чем-либо думать.

Матка снисходительно подвинулась, неторопливо уселась сверху и принялась уверенными, точно рассчитанными движениями подниматься и опускаться на нем, отчего у Тасманова возникло ощущение, что она объезжает его, как опытная наездница — племенного жеребца. Ее тело по-прежнему было упругим и гладким, как цветы, ласки — изощренными и щедрыми. В тот раз они занимались любовью около суток без перерыва. Она послушно позволяла ему все. Снова и снова он пользовался ее телом любыми способами, какие подсказывало ему желание, похожее на наваждение. Наконец в очередной вспышке страсти он потерял сознание.

Когда он очнулся, прошло уже довольно много времени, и Матки рядом не было; и все же он не мог не испытывать благодарности за то, с какой покорностью она удовлетворила его страсть, и, пока работал, думал только о ней. Она заглянула в мастерскую ближе к полудню, спросив:

— Я не помешала?

Он невольно улыбнулся, и как-то незаметно она оказалась в его объятиях. Покрывая поцелуями ее лицо, шею и плечи, он впервые отчетливо осознал, как чудовищно ему не хватало ее все то время, что он заставлял себя ее избегать.