Матренка

Послеобеденное приключение понемногу теряло свою остроту. "А уж не сон ли это был?" - подумал Синьков с разочарованием...

Когда вода закипела, он заварил чай и, в ожидании пока чай настоится, вышел во двор. Было уже совершенно темно, даже черно.

Вдруг он услышал со стороны землянок легкие шаги и вскоре заметил вынырнувшую из темноты тонкую фигурку.

- Матренка? - не веря своим глазам, воскликнул Синьков.

-Я...

Никодим Федорович поспешил навстречу к свой любезной, быстро прошел с ней в контору, запер дверь и впился в ее губы горячим поцелуем. Затем, подняв девушку на руки, понес в комнату, находившуюся рядом с его спальней. Эта комната предназначалась для приезжих и обычно пустовала.

Нащупав в темноте кровать, он сложил свою ношу и сел возле.

Матренка легла ничком и ни звука. : Никодим Федорович принялся торопливо ее раздевать, она слабо отталкивала его руки, но скоро осталась в одной рубашонке. Он и с себя снял все и улегся рядом. Повернув Матренку к себе, Никодим принялся целовать и щупать девочку.

- Любишь, Матренка?

- Люблю...

- Дашь мне?

- Что?..

- Раздвинь ножки, вот что.

- Нет, нет, не надо... Будет больно.

- Разве боишься?

- Да... Не надо.

- Но ведь все так делают и не боятся.

- Ну, и пускай себе делают.

- Чуточку больно бывает только в первый раз. Ты это знаешь?

- Знаю... и боюсь.

- Потрогай меня... как днем.

Синьков взял ее руку и начал водить ею по своему члену, волосам, яйцам.

Затем, лежа на спине, схватил девочку и потащил на себя.

- Ой, я боюсь! - барахталась Матренка.

- Я же ничего... лежи!

- А он... он тыкает в живот мне...

Усмехнувшись, Синьков ловко перевернулся и оказался сверху. Она сжала ноги. Синьков обхватил ее ноги своими, задышал в самое ухо.

- Ой, не надо так!.. Хо... хотите... я сделаю вам... как днем...

- Мне уже... мало этого... Понимаешь? Раздвинь ножки... Ну. Я буду только гладить тебя... сперва...

- Рукой?..

- Головкой... его.

- Будет больно...

- Нет, раздвинь...

Скоро Синьков лежал между раскрытыми бедрами девочки и с наслаждением, задыхаясь от похоти, натирал головкой члена пизденку Матренки. Та боязливо вздрагивала под ним, слегка отталкивала его, но молчала...

Через некоторое время Синьков почувствовал, что Матренка взмокла снизу... Дыхание ее участилось... Сама она как будто затаилась.

Синьков нащупал головкой члена щелочку и, обняв девочку обеими руками, сильно нажал... раз... другой... третий...

На третий раз Матренка взвизгнула, вытянулась и забилась под ним, пытаясь вырваться.

Но Синьков крепко ее удерживал, выжидая, пока девица успокоится.

- Ну, пустите меня!.. Пустите!

- Полежи так... Уже все. И больше не будет больно...

- Болит... Все время болит... Слезьте...

- Полежи так... тихонько... перестанет болеть. Как не сдерживался Синьков, но его член нетерпеливо и сильно вздрагивал в тугом колечке...

- Ой!.. Ой... Больно...

Синьков уже не мог больше сдерживаться и дал наконец волю своей похоти. Продлить наслаждение ему, однако, не удалось... "Ничего, - думал он, - в другой раз сделаю все как следует... Всю ночь буду держать под собой!"

Немного полежав и поцеловав Матренку, Синьков встал, зажег лампу и принялся приводить себя и ее в порядок. Потом они принялись за ужин и чай. В конце концов усталая, но успокоившаяся Матренка отправилась домой. Синьков провожал ее, уславливаясь по дороге о следующих свиданиях.

Прошло несколько дней и в конторе рудника появилась наконец-то прислуга. Миловидная девушка-подросток прибирала помещение, бегала за молоком, готовила завтрак, варила обед.

И конторский как-то ожил, повеселел, стал резвее работать. Регулярно, два раза в день, он заводил Матренку в комнату для приезжих, и та с его помощью постепенно осваивала все премудрости любовной науки.

Года через два Синьков переехал в город, захватив, разумеется, с собой Матренку, без которой он теперь не мог и дня прожить. Матренка похорошела, и он в ней души не чаял. Раньше он подумывал о женитьбе на какой-нибудь девице из приличной чиновничьей семьи. Но теперь сама такая мысль представлялась ему невозможной и даже смешной...