Матрёшка

– А я не угрожаю. – Он, совершенно неожиданно, хватает ее за волосы и волочет по палубе, она только перебирает босыми ногами, пытаясь оторвать его руку. Зашвыривает ее в ближайшую каюту-гостиную, захлопывает раздвижные стеклянные двери и поворачивает ручку, запирая изнутри. Катя очень надеется, что кто-нибудь это видел и придет ей на помощь. Надо было орать, но она от неожиданности не сообразила, и все это произошло в полнейшей тишине. Он тянет ее за волосы вниз, заставляя опуститься на колени, потом снова резко поднимает. Она пытается разжать его руку своими двоими, но в него точно Халк вселился – силища просто нечеловеческая. Ощущение, что скальп сейчас оторвется целиком. Кажется, никогда еще так больно не было. Слезы, сопли заливают ее лицо. «Отпусти! Не надо!» – Кричит она по-русски, забыв напрочь все до единого английские слова. В ответ он еще сильнее сжимает руку, заставив ее заорать от боли. «Не смей разговаривать со мной по-русски!» – Шипит он, мотая ее по всей каюте, как марионетку. Она ничего не видит от слез и от того, что голова неестественно вывернута, и хотя расставляет руки в стороны, боясь врезаться куда-нибудь лицом, ударяется коленкой об угол низенького кофейного столика так, что из глаз сыпятся искры. «Уууууу!» – Воет она, хватаясь за коленку, прыгая на одной ноге. «Сука! – Орет он. – Я тебе сказал заткнуться!» Коннор выдергивает ремень из брюк и, продолжая выдирать ей волосы, начинает наносить удары. С яростью, с ненавистью, с желанием содрать кожу. Нет, ну они часто играют в порку, и иногда он чересчур расходился, так что приходилось тормозить, но это все было игрой, а сейчас он взаправду хочет покалечить ее, и никакое стоп-слово здесь не сработает. Катя визжит, но визг уже переходит в хрип. На ее счастье, кто-то из персонала все-таки позвал Патрика, и тот, попытавшись несколько раз разжать захлопнутые двери, хватает барный стул, который, конечно же, прикручен к полу металлическими болтами, каким-то невероятным движением отрывает его вместе с тиковыми половицами и выносит им стекло. Коннор, наконец, отпускает Катю, и она уже было собирается порадоваться этому счастью, хватаясь незамедлительно за голову и с удивлением отмечая, что, может, и не все, но какие-то пряди остались, но он тут же опять убирает ее руки назад, разворачивает Катю спиной к себе, накидывает ей на шею ремень, накручивает его на кулак и давит со всей вселившейся в него силой.

– Оставайся на месте! – Орет он Патрику. – Не смей подходить! Сдвинешься с места – убью и ее, и тебя!

«Пиздец, какое плохое кино», – успевает подумать Катя. Патрик действительно прирастает к месту. Он что, идиот? Она же сейчас задохнется. Перед тем как потерять сознание, она видит протискивающегося сквозь разбитую дверь в каюту Джеймса.

Она приходит в себя на диване в этой же гостиной. Испуганное лицо Патрика, склонившегося на ней. Джеймс, обхвативший и удерживающий Коннора, у которого все лицо и рубашка в крови. Катя даже сперва пугается, не ранен ли тот в грудь, но логически понимает, что это просто кровь из носа. Катя трогает свою шею, глотать больно, но дышать, вроде, получается. Опираясь на руку Патрика, она с трудом поднимается и бредет, прихрамывая, вон отсюда, подальше от этого больного человека. Патрик, совершенно не стесняясь, обнимает ее, поддерживая.

Вечером того же дня Катя курит на палубе, задумчиво глядя на закат. Год не курила, надеялась после рождения Вилли так и не начнет, но нет, потребность в никотине оказалась важнее неприятных ощущений в горле. Джеймс подходит и просит разрешения присесть рядом.

– Ты знаешь, – оценивающе смотрит она не него снизу вверх, – мы сегодня выслушали с Патриком от моего мужа, что персоналу здесь нельзя сидеть. – Она, конечно же, понимает, что Джеймс себя персоналом не считает, и хочет задеть его посильнее. – Опять же, я не услышала обращения «мэм». Я что тебе, подружка?

– Мэм, – тут же говорит он, – не позволите ли мне присесть, чтобы обсудить возникшую сегодня слегка неприятную ситуацию? – Он тут же усаживается напротив, достает сигарету из лежащей перед ней пачки и, не стесняясь, закуривает.

Катя радостно смеется, он же, довольный произведенным эффектом, откидывается на спинку кресла с хозяйским видом.

– Тебя за главного оставили? – Интересуется она, улыбаясь. – Ну, чего ты хочешь? Узнать, успела ли я уже позвонить адвокату? Ты отвез его?

– Да, – мгновенно серьезнеет Джеймс, – к счастью, удалось его уговорить, подписал согласие на госпитализацию.

– Надолго это? Сколько мне можно жить спокойно? – Затягивается она слишком глубоко и закашливается.

Он с тревогой смотрит на заметный след от ремня на ее шее, переводит взгляд на колено, украшенное супинатором.

– Минимум две недели, возможно, дольше.

– Какое счастье. – Вздыхает она, счастья на ее лице не особо заметно. – Бедняга, что ж он так допился-то?

Некоторое время сидят молча, будто, и, правда, размышляя об этом.

– Я что хотел сказать, – нерешительно начинает Джеймс. – Ты же понимаешь, что с Патриком придется расстаться?