Матрёшки

Вот представьте: длинный-длинный коридор, по нему до туалета бежать семь минут! Вдоль стен стоят витрины с сокровищами. Деревянные яйца с изображениями ликов святых людей, шкатулки, ларцы, доски расписные, поставцы, хлебницы и много разного другого. Даже пушечка есть. И матрёшек много! Всё блестит, играет рябиновым цветом и бирюзой отдаёт, зелёным подмигивает. Это – работы выпускников прошлых лет. Торжественное всё, нарядное. Смотришь на витрину, и будто в церковь попал. А тут на фоне пасхальных яиц и икон бродит, тряся хвостами и ушами, всякая нечисть из группы юристов и делопроизводителей. Скачут, подпрыгивая, раскрашенные под скелеты парни–механики в чёрном и с пирсингом. А в актовом зале безумие: шум, вой, истерика, и какой–то человек в синем парике чуть ли не танцует на фортепиано. Играет, даже не замечая никого. А по стенам она – хохлома… И прочие, неизвестные мне пока, виды росписи.

Глава 7

А у нас в школе ничего особенного в этот день не было. У нас завтра каникулы, и в школе взрослые притворяются, что хэллоуинов в природе не существует. И притворяйтесь дальше, на здоровье! А я фотографии покажу.

Пока не прозвенел звонок, я хвалилась перед ребятами фото и видео из техникума. И, внимание, мои рожки были всё ещё при мне! Народу понравилось. Даже вредному Григорию, который читает только энциклопедии, а остальные книжки называет «ерундой» и никогда ничего не хвалит. Он не похвалил, конечно. Но смотрел. И даже сопел немного. Значит, ему было интересно. Но я очень ждала Еву. Ведь колдуны и всякая нечисть – это по её части. Ева, как нарочно, не шла.

Она пришла минут через десять после звонка, бледнее обычного. Еле поздоровалась с Ниной Петровной, швырнула свою сумку на пол у нашего стола. Зыркнула на мои рожки и даже «привет» не сказала. Чтобы всем было понятно: Ева сегодня злится.

При встрече мы обмениваемся с Евой карамельками. Такой у нас обычай. Можно ничего не говорить, но сунуть конфетку. В ответ получаешь другую. Шуршишь фантиком. Если будешь шуршать непрофессионально – получишь нагоняй от Нины Петровны.

Ева конфетку взяла. Хорошо. Значит, злится не на меня. Но только ответной конфетки я не дождалась. А это что значит?

Поди пойми.

Я придвигаюсь к Еве и открываю фотографии на телефоне. В ответ – косой взгляд, презрительная ухмылка…

Вдобавок к этому Ева шепчет: «Колхоз…»

– Где?!

– Повсюду…

– Почему?

Ева отворачивается. Внезапно она вскакивает и бежит к выходу.

– Котельникова! Это что за фокусы? Вернись? – Нина Петровна с силой хлопает рукой в перстнях по столу. Получается громко и убедительно. Я бы остановилась. Но не Ева.

Её уже с нами нет. Нины Петровны тоже. Побежала догонять ненормальную Еву Котельникову. Испугалась за неё.

Мы минутку тихо посидели. Потом, конечно, начался концерт. Мальчишки стали скакать по столам, Ганушкин выл и кривлялся, Ездаков его бил… Девочки на них орали, чтобы те вели себя тише.

Григорий закатывал свои маленькие глазки и топорщил брови, глядя, как я волнуюсь и пытаюсь Еве позвонить. Потом получил от меня за это линейкой по башке. Не могу на него смотреть спокойно – ну такой противный! Григорий отобрал у меня линейку и стал пугать, что сейчас её сломает. Но я отвернулась и не стала смотреть на эти его выкрутасы.

Вот у мамы в техникуме такое безобразие невозможно! Если Елена Геннадьевна уходит, все как сидели, так и сидят. Ну, чаю иногда попить могут, Берта–каратистка в магазин за пирожками с мясом сгоняет: не может долго без мяса и без движения. Мама говорит, что все такие дисциплинированные у них потому, что хотят учиться на самом деле. Никто их не заставлял в техникум идти.

Нина Петровна вернулась минут через семь и одна.

Она опять постучала кольцами по столу, и мы продолжили учиться тому, чему не очень хотим. Потому что, в отличие от маминой группы, не знаем наверняка, нужно нам это всё или нет.

Настроение у меня испортилось, и больше я уже никому ничего не хотела показывать. Ева ко второму уроку пришла. Ещё звонка даже не было. Села, молчит.

– Ева, ты чего?

Молчит.

– Что-то случилось? Ты ни на что не обиделась?

Молчит. Совершенно не хочет со мной разговаривать. А потом вдруг взяла да как пересела к Григорию!!! Чего? К Григорию?!!

Смотрю: Ева пишет, аж лопатки ходят под кофтой.

Обернулась ко мне и линейку мою кинула на парту. А на ней большими чёрными буквами: «Не Хэллоуин, а Самайн!» Причём, слово «Хэллоуин» жирно-жирно зачеркнуто. А «Самайн», наоборот, Ева подчеркнула волнистой линией. Показывая, как она это слово любит. Или она показывала, что это определение предмета? Пока я думала над этим, Ева оглянулась и странно на меня посмотрела. Именно в этот момент Григорий пришёл в себя после Евиного вторжения на его территорию. Он же у нас такой важный, всегда один сидит, этот Григорий! Стал он Еву выталкивать вместе со стулом. Тут она взвилась, как следует дёрнула его за волосы и пообещала лицо расцарапать. Вошла Нина Петровна и Григорий стал ей жаловаться на Еву. Но учительница опять принялась стучать перстнями. Тем дело и кончилось. А Ева весь урок ко мне не поворачивалась.