Матриархия

- Мы так еще на какую-нибудь хрень напоремся, - не вытерпел я. - Что если таинственный охотник расставил еще и капканы?

Рифат кашлянул, поглядел на меня. Полез в карман и вытащил раскисшую пачку сигарет. Чертыхнулся и зашвырнул в листву.

- Я любил свою дочку. А жена у меня такая была, знаешь... хорошая. Но в своем мирку вечно. Какие-то фильмы непонятные любила, ну ужасы там. А потом стала колоться и кричать, что ей страшно, страшно - потому что по потолку ползают сороконожки. Она визжала: «УБЕРИ УБЕРИ ИХ УБЕРИ», - Рифат сплюнул. Ну, а я ничего не видел, само собой. Но брал метлу, и помню, и делал вид, что гоняю сороконожек по потолку. Тогда жена успокаивалась.

Совсем скоро это перестало помогать. Я идиот, тоже виноват. Знаешь, я иногда думаю, что ТАМ нас будут судить не за то, что мы сделали, а за то, чего НЕ СДЕЛАЛИ. Понимаешь?

- Ага.

- Наркотики... Страшное дело. А я думал, что все образуется само собой. Ребенок... Но когда твоим разумом завладевает эта дрянь, этот червь... Она постепенно подменяет все ценности. И у человека не остается ни интересов, ни эмоций, ни воли. Пустой кожаный сосуд, высосанный досуха. Ты даже не представляешь... Никто не знает, пока не столкнется.

- Ты не расстраивайся. Думай о том, что сейчас мир очищен от наркотиков.

- Все смеешься?

- Ладно, извини, - я понял, что сморозил глупость. Рифат душу можно сказать, открыл. - Знаешь, мне кажется теперь, что мир превратился в один сплошной глюк. Или нет, все наркотики, которые существуют, свалили в общий котел, перемешали, как, а потом боженька ширнул себя в вену. И теперь лежит, балдеет. Когда закончится действие - черт его знает.

- Раньше, за такие слова, я тебе дал в нос. Как минимум. А теперь - согласен. - Рифат хмыкнул и пошлепал дальше. А я - за ним.

Этот разговор вызвал воспоминания об Аньке. Как мы с ней гуляли в парке, и как ели мороженное - всегда только «Большого папу» покупали, с черничным сиропом.

Ладно, что там вспоминать, только душу бередить. И лавочки нашей больше нет, наверное.

Эх, где бы нам найти сухое место...

***

Когда на лес опустилась промозглая ночь, мы отыскали что-то вроде коллекторной трубы. Она уходила в холм, под небольшим уклоном, и далеко в глубине шумела вода. Под землей тело окутывал плотный целлофан душного воздуха, руки так окоченели, что отказывались отогреваться. Я весь дрожал, а Рифат судорожно перестукивал зубами.

- Сс-п-пич-чки... - выдавил я. - У нас ее-есть...

- М-мок-к-рые, - отозвался Рифат.

Мы прошли дальше и дальше, в темноту. Как похолодало на улице! Сейчас бы прижаться к теплой батарее, обхватить руками... О газовом отоплении вообще можно забыть.

- В мок-кром с-спать нельзя, - простучал Рифат. - Н-нуж-жно с-снять од-дежду.

Можно раздеться до трусов, а толку? Сушить все равно негде. Рифат стянул майку, но застучал зубами еще чаще. Поразмыслив немного, он снова влез в скользкое, остывшее тряпье и передернулся, как будто его заставили осушить стакан хлорки.

- Оно так не высохнет, - покачал я головой. - Нужно добыть огонь. Вытаскивай спички, поглядим...

- В п-пак-ете... но вс-все равно мок-крые, - Рифат возился с рюкзаком, руки у него прыгали и все тело сотрясалось. Я подтянул рюкзак, вытащил блокнот и спички. Если есть бумага, то это уже полдела. Но где найти топливо?

- Пройдем чуть дальше. Может, там что-нибудь есть...

Мы углубились в тоннель. Глаза к темноте не привыкают, мы двигаемся осторожно, придерживаясь ладонями о склизкие стены.

Склизкая и ледяные. Как одежда, как и тело.

Споткнулся и сразу грохот, звон. Рифат вскрикнул так, или всхлипнул даже.

- Ч-что это? - спросил он почти нормальным голосом. Вообще-то, если не поддаваться сигналам тела, то дрожь и заикание можно сдерживать. Хотя у меня получается так себе.

- Банка. Консервная банка.

Что-то зашелестело. Еще один шаг - затрещало.

Писк, писк... Волосы на затылке дыбом. Шерсть скользнула по ноге. Я подавил желание заорать. Импульс затух где-то в пятках, завибрировал низ живота.

- Тихо. Здесь крысы.

Шелест и скрежет, писк. Я представил целый ковер. Серый, шевелящийся. С усами и бусинками глаз.

Крысы могут сожрать человека. Факт.

Сердце стучало у самого горла. Назад. Надо отступать назад, не спугнуть их. Если начнется паника, они нас загрызут. Даже пара укусов, и шансы на выживание стремительно уменьшатся. Холера, тиф, чума, венерические заболевания.

Слишком много сегодня людоедов.

Пульс шумит в ушах.

Чирк-чирк.

Огонек. Я не успел прошептать, чтоб Рифат не смел зажигать спичку. В носу у меня засвербело, но я терпел, а из глаз текли слезы.

Потом: оранжево-золотистые отблески на корявой стене. Потом: громкое «апчхау!».

Шевелящиеся комочки, писк. Комочки бегут, бегут, мелькают хвосты. Свет кажется чересчур ярким с непривычки. В носу у меня по-прежнему свербит, и я снова чихаю, уже не сдерживаясь, смачно и громко.

А потом кричу.

Глава 15

АЙЗЕК (КОНЦЕРТ)

По синему, высокому небу плывут легкие, летние облачка, как прощальные поцелуи лета. Айзек смотрел на них, чуть прищурив глаза. Крики, рев толпы.

Они ждут.