Матриархия

Оборванные бабы. Идут, как одна. Как будто то же самое шествие, но... нет. Они более потрепанные. Они побитые, истерзанные, как будто каждая перенесла групповое изнасилование. Бабки ковыляют, плетутся девочки-подростки, кто в халатах, кто в ночнушках, многие босиком. Вот одна упала на четвереньки и кашляет, кашляет... выплюнула черный сгусток.

Сестрицы текут мимо, даже не обращают внимания. Черные ноги, с варикозными сетками, с «неровностями» целлюлита, грязные, заскорузлые подошвы.

Головы будто обтянуты кожей. Голые груди болтаются бесполезными блинцами, из-под голубоватой кожи выпирают ребра.

Но идут женщины твердо, и веет от строя силой, решимостью. Так последний полк идет на верную смерть, шагает, но знает ради чего.

Они должны были учуять нас. Они, как я думал, реагируют на мужской запах. Но видимо, неделя, проведенная в канализационном тоннеле, не прошла зря, и едкая вонь перебила все запахи. А может, они и чувствовали нас, но у них была цель поважнее.

Позже мы как раз и выяснили, что это была за цель.

- Я тебе рассказывал...

- Т-с, - Рифат толкнул меня. Я отвалился от двери, припал к стене. Вениамин прищурился, отнимая ладонь от Риткиных губешек, девчушка тут же стала отплевываться.

- Они, - прошептал я. - Много.

Почему-то опять вспомнил про Ашота. Он конечно, уже мертвый. Ну а его родственнички? Поджарили его? И жирного братца, Вагана? Наверное, они уже и одного-другого человека из погреба разделали...

Погреб! Быстро в погреб!

Следом раздался гул - снова замолеты. Земля задрожала в такт. Женщины в общей массе продолжали идти, как ни в чем, ни бывало. Лишь некоторые останавливались и смотрели в небо, провожали самолеты долгими взглядами лиц, с печатью тлена.

Рифат что-то сказал. Его голос заглушил рев, а может и мои мысли.

Мы рванули к погребу. До этого я не знал, где он находится, не знал, почему нам так важно туда попасть. Ничего не знал.

Но вот ногти срывают крышку погреба, и темнота дышит сырым смрадом и паутиной, и мы спускаемся вниз, вниз по ступенькам. Кажется, что лечу. А я и могу полететь, стоит только немного напрячься.

Стоит только захотеть и каждый сможет полететь.

Это я придумал? Или нет?

Разве может человек что-то придумать?

Рев над головой. Гудит земля. Дом бросает из стороны в сторону, скрипят балки, лаги, оконные рамы ползут из стен: их замуровали когда-то давно, и теперь они хотят на волю.

Вот я падаю. И думаю, что в погребе могут быть женщины, они затаились в темноте и сидят.

А если тут и нет женщин, то точно есть мертвецы.

Может, я уже сам мертвец.

***

Айзек почесывал кончик носа. С людьми что-то такое происходит, с ЕГО людьми. Музыка на них уже не действует, так как раньше, но он был бы глупцом, если б заранее не предусмотрел это.

Концертами он набрал аудиторию, а теперь можно «петь» и без инструментального сопровождения.

Вот то, что сейчас напрягает: по-прежнему женщины, отток собственных людей, плохая дисциплина и... Сандро.

Устрицу можно в расчет не брать. Хотя Сандро прозрачно намекает, что мелкие стычки и недовольство в толпе сеет именно толстяк. Можно было бы его убрать, ведь что сейчас значит жизнь человека?

Но он собрал вокруг себя кружок. С виду они преданные служители общины, как и раньше. А на деле... Кто знает, что у них на уме?

Айзек потер лоб. Вот уже час он сидит и размышляет, в тишине. Самое лучшее, что принес с собой конец света - тишина. Не ревут машины, нет шумной пыли, люди и те разговаривают по-другому.

Хотя теперь есть треск автоматных очередей... Есть животные вопли.

Бомбардировка прошла нормально. Уже восьмая по счету. Кажется, что так можно достаточно быстро прикончить ВСЕХ женщин, но достали только каплю. Слишком уж сильна рассредоточенность. Тем более, сейчас они все меньше и меньше идут такими обширными группами, и не спят, где попало, как раньше.

Слишком быстро эволюционируют. Что творится у них в мозгах?

Айзек был больше озабочен другой стороной вопроса. Уничтожать их можно, да, можно вести войну... Но что если вирусом поражено ВСЕ человечество? Включая мужчин?

Тогда потуги не имеют смысла.

Лечь на спину и задрать лапки. Ждать, пока не станешь овощем.

(или пока тебя превратят в овощ как во сне с тебя сорвут кожу живьем)

Комната с большим окном. Это бывшее здание администрации поселка, и когда-то здесь восседал глава.

Группа перестала иметь смысл, и это самая дурная новость. Мужикам нужна выпивка, женщины и развлечения - ради этого они готовы воевать, а не ради дурацких лозунгов или там песенок.

- Все думаешь? - в комнате появился Сандро. Даже непривычно видеть его без патронташа поперек груди. Но с «калашом» зато. Он, кажется, и спит с автоматом.

- А... да. Как обстановка?

- Размололи в труху, - хмыкнул Сандро. - Завтра выезжаем в Лермонтовку. И дальше, в село Песочное. Они должны тебя видеть, а то уже всякие мифы ходят, - Сандро простукал подошвами ботинок и присел на край стола. - Вплоть до того, что тебя и не существует вовсе.