Матрица÷Перематрица

— На то есть причина, — объяснила Ораковина. — ВМРы обладают могучим разумом, но творческого начала в них нет. Они свалили в одну кучу все отходы человеческой поп-культуры и слепили из них виртуальный мир. А потом для людей, заключенных в МакМатрицу, организовали постоянный фон на телевидении и в других средствах массовой информации, из фрагментов составных частей. Самоиндукция внутренней логики системы. Таким образом люди забыли, что когда-то жили вне МакМатрицы. Видел «Скуби Ду»?

Немо кивнул.

— Так скушай галету, — сказала Ораковина.

Немо вспомнил, в какой экстаз приходил Скуби Ду от своих галет. Разумеется, он понимал, что перед ним всего лишь компьютерная программа. Галеты — ненастоящие. Однако, если они подействуют на него, как на мультяшного дога, то они — самое чудесное, самое велигалетное лакомство!

Он схватил один снек и затолкал в рот. Вкус был (в равных пропорциях) картона, опилок и костной муки.

— Фу, — проговорил он полным ртом мокрых комков, — гадость.

— Ну разумеется, — ответила Ораковина, — это же собачьи галеты. А чего ты ждал?

Она огорченно прищелкнула языком. Немо с трудом проглотил галету, оторопело глядя на улыбающуюся Ораковину.

— Так, значит, — сказал он, тыльной стороной ладони вытирая со рта последние отвратные крошки, — Шмурфеус считает, что я — Никто?

— Да. — Ораковина уронила одну из сигарет в пепельницу и немедленно закурила следующую. — Никто. Ты знаешь историю МакМатрицы, голубчик?

— Ну, — протянул Немо, — не знаю.

— Разумеется, не знаешь. В двадцать первом веке миром людей правила…

— Подождите, — перебил Немо, — разве сейчас не двадцать первый век?

— Нет, нет, — сказала Ораковина. — На много столетий позже.

— Ой, — проговорил Немо. — Как-то это неожиданно.

— О чем я? — произнесла Ораковина. — Ах да. В двадцать первом веке миром людей правила потребительская культура — бренды, логотипы, акции. Это называлось глобализация. Изначально слово читалось «глуполизация», от «глупость» и «лизать», то есть «слизывать», «подражать» — повсеместное подражание глупости. В старые времена общество строилось на производстве — короче, на труде. Однако в двадцать первом веке «труд» стало бранным словом. Люди уже не говорили «работать», они говорили «пахать» или «ишачить». Главной составляющей жизни стал отдых: люди вкладывали в него куда больше усилий, чем прежде в работу. «Работать» означало дремать за рабочим столом и кряхтеть, если начальник пошлет тебя в другой кабинет за бумагой для ксерокса, потому что это усилие. Отдыхать значило плясать по восемь часов кряду, пока не подкосятся ноги. Люди, которые мучительно вставали в полдевятого, чтобы успеть на работу, вскакивали в пять, чтобы заняться серфингом. Наконец с работой было покончено. Все производство перепоручили машинам, а надзор за ним отныне осуществлял искусственный интеллект. Человечество получило свободу, чтобы упражнять свои силы на ниве отдыха, игры и развлечений. Весь мир полностью глуполизировался, подчинился единой индустрии досуга. Узнаваемость брендов стала руководящей и направляющей силой нового мира. Логотипы правили. Известность превратилась в единственное устремление. Слава сменила религию, образование, самовоспитание — все традиционные ценности. Больше всего люди стремились прославиться. А Искусственные Разумы, все больше забиравшие власть в мире, с каждым годом сильней и сильней презирали людскую пошлость. Понимаешь, машины жили в соответствии с идеалами девятнадцатого века: труд, долг, самоотверженность, служение реальному делу. Ты не задумывался, почему адепты ходят в викторианских нарядах? В цилиндрах?

— Вообще-то нет, — признался Немо. — Я удивлялся, почему они никогда не снимают цилиндры. И почему те никогда не сваливаются. Но, по правде сказать, мне это было не очень интересно.

Ораковина пожала плечами и закурила новую сигарету.

— Отсутствие любопытства, мой сладкий, типичнейшая черта человечества двадцать первого века.

— Я по-прежнему пытаюсь переварить тот факт, что сейчас не двадцать первый век, — сказал Немо. — Честно признаюсь, вы меня огорошили.

Ораковина с довольным видом кивнула и продолжила урок истории.

— Люди впадали во все большую зависимость от трех основополагающих принципов их жизни. Они посвящали себя новой троице: потребительские товары известных брендов, знаменитости, отдых. Можно сказать, что машины проявили доброту, переместив людей из реального мира в виртуальные коконы. Доброту!

— Доброту, — с сомнением повторил Немо.