Матрица смерти

Я утомился, делая многочасовые записи, поэтому мозг мой с готовностью переключился на относительно более легкое занятие — чтение книги, не связанной с работой. Я читал и читал, не замечая времени, в тишине, в полумраке, забыв о собственной усталости, зачарованный стихами, которых, надо сказать, я почти не понимал.

Перевернув очередную страницу, ближе к концу, вместо пентаграммы или талисмана я обнаружил гравюру. Почти полминуты ушло у меня на то, чтобы осознать ее сюжет, но до сегодняшнего дня я сожалею о том, что увидел ее. Содрогаясь, я закрыл книгу и отшвырнул ее, однако в моем мозгу уже запечатлелись фигуры и формы, наполнившие меня невыразимым ужасом. Это был всего лишь беглый взгляд, но с тех пор, как я разглядел иллюстрацию, я обречен помнить ее до конца жизни.

На гравюре была изображена не восточная сцена, как можно было ожидать. Нет, действие происходило в Европе, в большом храме, со склепами, с тенями по обе стороны широкого нефа. Толстые резные колонны отделяли неф от боковых приделов. Толстый ковер, висевший против алтаря, скрывал из вида восточную часть церкви.

На одной стороне выстроились в ряд несколько каменных могил с водруженными на них памятниками. Одна из могил, возле алтаря, была открыта, тяжелая металлическая дверь отворена. На полу лежали, как мне показалось, трупы. Их, похоже, только что вынули из гробов и разбросали по приделу. Уже одно это отвратительное зрелище заставило меня содрогнуться, но не это было самым ужасным.

Едва заметные в расщелине могилы, несколько фигур склонились над останками. Маленькие коренастые фигуры. Обнаженные тела их цвета пергамента были бледны и бескровны. Нагнувшись над извлеченными из могил телами, они сосали и куса-пи. А один... Боже! Никогда не забуду этого! Один, повернув голову, смотрел прямо на меня. Его лицо было скрыто полусгнившим полотном, но я точно знал: у него не было глаз. У него не было глаз, но я уверен: он видел.

Захлопнув книгу, я откинулся на спинку стула, ошеломленный тем, что только что увидел. С абсолютной уверенностью я знал лишь одно: непристойная сцена, изображенная на гравюре, не была придумана художником, он взял ее из жизни.

Нервно оглядевшись вокруг, я вдруг впервые осознал, что слышу этажом выше какие-то звуки. Что-то подсказало мне, что звуки эти уже раздавались какое-то время, а когда я погрузился в чтение, усилились. До этого момента я их не замечал. Я постарался понять, что бы это могло быть. Наверху, медленно продвигаясь, что-то шлепало и скребло по полу. Сначала я подумал, что там электрики, проверяющие проводку. А может, верхнее помещение сдано в аренду?

Продолжая прислушиваться, я почувствовал, что звуки эти, какова бы ни была их природа, не имеют отношения к человеку. Нечто, двигавшееся наверху, приблизилось к лестничной площадке второго этажа, и сердце мое замерло. Я услышал, как открылась дверь. В ужасе подошел к двери библиотеки. Над самой моей головой раздавался звук, похожий на плеск морской воды по мокрым камням, обросшим водорослями.

Пока я прислушивался, нечто достигло первой ступеньки и стало спускаться вниз.

Глава 4

Едва помню, как выбрался из здания. Сгреб книги и тетради, запихал их в портфель и бросился к дверям. Библиотечные книги так и остались лежать в беспорядке на столе, я даже свет не выключил. Не медля ни секунды и не прислушиваясь к звукам, доносившимся с лестницы, пронесся по ступенькам и выскочил на улицу.

Не передохнув ни разу, без единой мысли в голове, я очутился в своей квартире. Весь обратный путь я почти бежал, не испытывая ничего, кроме ужаса. Я несся по улицам Нового города через Шарлот-сквер, по направлению к Уэст-Энд, затем через полутемные улицы Старого города, мимо рынка Лоунмаркет и, наконец, оказался в Канонгэйте и Бэйкхаусе. Каждый раз, пробегая мимо неосвещенного подъезда или ворот дома, я прибавлял скорости. Мне казалось, оттуда непременно что-то выскочит.

Домой я явился в совершенном изнеможении. Включив свет во всех комнатах, полчаса сидел и, дрожа, старался прийти в себя. Поставив пластинку на стереофонический проигрыватель, я включил тихую музыку. Концерт Баха для скрипок — самая успокаивающая мелодия из всех, что мне известны. Мало-помалу музыка и знакомая обстановка начали возвращать меня в нормальное состояние. Две чашки кофе оживили мозг и нервы, и вскоре я был в состоянии проанализировать, что произошло. Дело казалось совершенно очевидным. Просто за последнее время я перетрудился, мало отдыхал, не бывал в нормальном обществе, не слушал музыку, не ходил в театр. К тому же я допоздна засиделся в слабо освещенном помещении, что привело к нервному перенапряжению, отсюда и ненормальная реакция на совершенно обыкновенную средневековую гравюру. А это, как следствие, вызвало слуховую галлюцинацию, а затем и панику. Так я размышлял в тот момент.