Матрос Капитолина

Они несут плащ-палатку: Озеровский, радист, конвоир и немец. Лицо у немца повлажнело от снега. Нет, кажется, это от слез. Он – баба!

Больше мне не надо бежать. Ноги… А, пусть болят на здоровье! Мне можно лежать спокойно. Ноги могут болеть, болеть!

И вот я лежу как барыня. Как… как английская королева.

Кровь. Плащ-палатка. Немец. Зигзаги… Надо бежать зигзагами. Ватник. Кирзовые сапоги.

«Капитолина, у тебя в сапоге гвоздь».

«Верно, девочки. Сознаю́сь. У меня в каблуке гвоздь».

Плащ-палатка бежит зигзагами… Я лежу как барыня.

А у меня в сапоге гвоздь!

И я на самом деле лежала. В госпитале. В Полярном.

Меня, как оно и водится, навестил старшина из нашей команды. Меня, как оно и водится, навестили девочки.

Их было трое: Настя, Вера Козлова и Сима – комсорг.

Впереди шла Сима. Несла горшочек с цветком, тот самый, что с нашего подоконника. Войдя, она поставила на тумбочку у моей кровати горшок с цветком.

– Бюрократы! – сказала Вера Козлова. – Понимаешь, не пропускают!.. – И вдруг зарыдала басом. – Ка-а-апка!

Капка чертова! Чертова-чертова Ка-а-апитолина, – всхлипывала она.

– Чего ты психуешь?.. Что я такого сделала?

– То есть как это – чего ты такое сделала? – удивилась Настя. – Они ж у тебя хотели оттяпать обе сто́пы!.. Или, ты думаешь, мы бесчувственные?.. А до чего психовал, понимаешь, твой – ну как его? – Озеровский!.. Прямо сказать нельзя!.. Невозможно выразить. Он зачем-то дал телеграмму в Ленинградский военкомат… А твоя бывшая школа пораспилила дрова твоей матери. До бревнышка. Все как есть… А с летчиком твой – ну как его? – Озеровский передал посылку твоей мамане.

– Врешь!

– Не вру. Есть мне время врать – нас сейчас попросят об выходе… Мы все на твоем основании довольно сильно переживали.

Цветок!.. Он стоял зеленый рядом с моей кроватью.

И с тех пор…

Одним словом, с тех пор я как-то особенно сильно люблю деревья, траву и зелень.

Победа. Победа!

Взлетели на окнах марлевые занавески.

– Мы, понимаешь, посовещались… и постановили…

Вот он. Бери. Твой цвет!