Сразу же после февраля на Балтике все революционные партии начали энергично и массово вербовать сторонников в свои ряды, одновременно стараясь пробраться в матросские выборные органы. Это была естественная борьба за выживание и влияние. Эсеры и меньшевики, большевики и анархисты старались вырваться вперед и обойти своих конкурентов.
Хуже всего ситуация в это время складывалась для большевиков. Из-за пораженческой политики во время войны они в значительной мере подрастеряли свой электорат, кроме этого, сама партия большевиков была довольно малочисленна, в том числе и на флоте. Если эсеров и анархистов матросы сразу же начали четко отличать, то большевиков они еще долго путали с меньшевиками, именуя тех и других просто социал-демократами. Впрочем, большевики не отчаивались. Уже 7 марта в Петрограде на заседании городского комитете РСДРП(б) была создана военная комиссия в составе Н.И. Подвойского, С.Н. Сулимова и В.И. Невского, с задачей работы среди местных солдат и в первую очередь среди матросов-балтийцев. Несколько позднее к ее работе был привлечен ряд военнослужащих, в т.ч. и матрос-большевик Т.Н. Ульянцев.
Члены комиссии отправились по флотским базам, рекрутировать себе сторонников. Однако вербовка шла не слишком успешно в сравнении с конкурентами — меньшевиками, эсерами и в особенности с анархистами. Лозунги последних были матросам не только понятней, но и приятней. Выигрышным для большевиков было то, что их небольшая партия была достаточно сплоченной и, что самое главное, весьма дисциплинированной, жестко структурированной по вертикали, и полностью подчиненной своему лидеру В.И. Ленину.
Тот факт, что матросам в 1917 году было в большинстве случаев глубоко наплевать, за какую именно резолюцию голосовать, признают и сами участники тех событий. Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «... Но беда одна: что ни собрание или митинг — предлиннейшая резолюция. А разве за месяц научишься составлять такие резолюции, да тут же на месте, в несколько минут? Не то, что теперь — на ходу составишь, особенно по текущему моменту. Иногда матрос голоснет за резолюцию, думает, что все так же понимают и того же требуют, что и он, а смотришь — не то: вместо недоверия вышло доверие Временному правительству, а то еще хуже — война до победного конца. Причина: резолюцию составляли другие, кто революцию понимает так, как ее оценили господа родзянки и колчаки. Но где нет ошибок? “Лес рубят — щепки летят”».
Другими словами, П.Е. Дыбенко черным по белому признается в том, что анархиствующая братва ходила на митинги, как в цирк, и всегда была рада проголосовать за программу очередного зычного и веселого оратора. Сегодня, к примеру, приехал выступать большевик, ругал последними словами царизм и войну, просил принять его резолюцию, а почему бы и не поднять руку — с нас не убудет, а человеку приятно. Назавтра приехал эсер со скабрезными анекдотами про шашни императрицы с Гришкой Распутиным, насмешил, животы обхохотали, так почему бы и за его резолюцию не «голоснуть». Ну а послезавтра анархисты прикатят, будут рассказывать, как хорошо всем будет жить, когда вообще никакого начальства сверху не будет, как за таких не проголосовать?
А потому никто особенно не удивлялся, почему это на крейсере «Адмирал Макаров» команда вдруг объявила его «кораблем смерти» и вывесила помимо Андреевского флага еще и черный флаг с черепом и костями — то ли «Веселый Роджер», то ли символ готовности умереть в бою с германским флотом за дело новой России. Кто-то по недомыслию воспринял это всерьез, и зря! Потому как уже через неделю-другую настроение «макаровцев» вдруг разом снова переменилось, и умирать в боях за правительство они дружно передумали, а потому черный флаг с черепом спустили и все поголовно записались в левые эсеры, так как те обещали крестьянский коммунизм. По этой причине и власти, и офицерство относились к происходящему на кораблях как к некому фантасмагорическому фарсу, своеобразным играм для больших детей, которые, дорвавшиеся до свободы и вседозволенности, все никак не могли наиграться. Впрочем, все было бы, возможно, не столь и плохо, если бы не тяжелейшая война с Германией, если бы не зверские убийства офицеров, если бы не полный разброд и почти полная утрата боеготовности кораблей и береговых частей.