«Матросская тишина»

Ничего этого не случилось. Достигнув верхней части дверного косяка, уровень воды стал прямо на глазах падать. То ли сработала автоматика, то ли стоящий за дверью цирик понял, что последнее слово осталось за сумевшим освободить руки Артемом. И, затянув подающий воду вентиль, мент открыл злополучный сливной коллектор…

Дверь «стакана» распахнулась в тот самый момент, когда в забранной решеткой дырке в полу исчез последний литр воды. Не способный больше управлять вконец обессиленным телом, второй раз за двое суток промокший до нитки Артем плашмя рухнул прямо под ноги недовольно кривящих рожи контролеров. На его синих губах застыла победная полуулыбка. А в голове с упорством заезженной виниловой пластинки настойчиво звучала всего одна короткая, но от того не менее емкая мысль: «Я – жив!»

Грек чувствовал, как его подхватывают под микитки, долго волокут по коридору, затем, кряхтя и матерясь, то и дело со злобы мутузя кулаками, поднимают вверх по ступенькам. Снова лязгнул замок, скрипнула дверь камеры, на секунду появилось ощущение невесомости, тут же сменившееся чувствительным ударом в грудь и щеку. Изможденное тело реагировало на падение вяло: «Подумаешь…»

Однако уходить цирики явно не собирались. О чем-то быстро договорились. Один остался в камере и, судя по запаху, закурил. Второй ненадолго отлучился. Вскоре послышались шаги.

– Нашел капрон?

– Куда он денется! Щас такую «ласточку» забацаем, до могилы, падла, не разогнется!!!

После непродолжительной возни сильные грабки одного из прапорщиков схватили Артема за руки, вытянули их вперед и, обмотав запястья веревкой, рывком завели назад, за плечи. Другой мент, до предела натянув веревку и задрав вверх согнувшиеся в коленях ноги Грека накинул на щиколотки затяжную петлю-удавку. «Ласточка» была готова.

Сильный удар ногой по ребрам перевернул хрипящего, изогнувшегося дугой и слабо дергающегося Артема с живота на бок. Глумливый бас пророкотал:

– Посмотрим, как ты теперь запоешь, Ихтиандр х…в! – раздался характерный звук, и на лицо Грека упал тошнотворный, едко воняющий табаком и сивухой липкий плевок.

Дверь камеры с грохотом захлопнулась, и Артем вновь остался один на бетонном полу. Один на один со своей болью…

Все повторилось в точности. Сначала боль во всем теле усилилась до предела, потом пропала чувствительность, а в конце концов отключилось сознание.

…Лицо Грека резко облизало волной чего-то холодного, и он медленно, с невероятными усилиями, открыл глаза. И первое, что увидел сквозь застившую лицо водную пленку, – черные, до блеска начищенные ботинки, стоящие в шаге от его лица. Он по-прежнему лежал на боку. Вокруг его головы образовалась целая лужа, по щекам и лбу медленно катились капли. Значит, менты окатили его из ведра. Артем чисто машинально попробовал пошевелить непослушными, утратившими чувствительность руками и сразу понял – веревки больше не было. Однако тело, отвыкшее от нормального тока крови, подчинялось нехотя. Жизнь возвращалась в одеревеневшие конечности с неспешностью старой черепахи. Сил подняться на ноги не было. Да и не очень хотелось это делать.

– Доброе утро, сволочь! – произнес знакомый голос жилистого, ушастого, похожего на гоблина коротышки. – Как самочувствие? Жалобы, просьбы есть?!

– Есть… вопрос, – сглотнув застрявший в горле комок, прошептал Грек.

– Валяй.

– Сколько… тебе… до пенсии?

– По выслуге лет – всего восемь, – чуть помешкав, ответил цирик. Но, поскрипев единственной прямой извилиной и заподозрив в вопросе задержанного явный подвох, тут же с угрозой процедил: – И что?!

– Ничего. Просто ты до нее не доживешь, – ответил Артем. – Сдохнешь, – и, получив удар ногой в грудь, зашелся изматывающим кашлем. Вместе с капельками слюны с его губ слетели сгустки запекшейся крови.

– Надо же, у нас здесь, оказывается, юморист появился. Ефим Жоприн, бля. – Второй, донесшийся со стороны спины голос тоже был Греку знаком и, вне всякого сомнения, принадлежал скуластому амбалу. – Чего вдруг замолчал? Ну давай, бухти дальше. Про то, как космические корабли бороздят Большой театр! Гы-гы! Или ты язык с испугу проглотил, Владимир Виножмур? – Прапорщик перешагнул через Артема и, помахивая резиновой дубинкой, встал рядом с коротышкой.

– Я-то не проглотил, – ответил, отдышавшись, Артем. – С моим языком все в порядке. А вот твоим змеиным жалом в самый раз задницу у Птицына вылизывать. Или передницу…

– Хлебало захлопни, червь навозный! – На роже бугая выступила вишневая краска. Было видно, как ему хочется немедленно отыграться за оскорбление, но мент отчего-то сдержался. Хотя для привыкшего к безнаказанному руко– и ногоприкладству цирика из ИВС это было сделать невероятно трудно. – Побереги свой рабочий ротик! Он тебе в «Матроске» еще не раз пригодится! Это я тебе обещаю!

– Короче, готовься к путешествию в петушатник, жаба болотная, – поддержал гоблин. – Через час за тобой толчок на колесах подадут. Кстати, ты еще не в курсе, как наши московские «тины» ваше рахитное питерское быдло называют? Бомжи!!! Ха-ха-ха!