Матросская тишина

Пировали почти до утра, даже забыв про белую ночь. А тут, как на грех, мать Дмитрия последнюю неделю жила у сестры на даче. Дмитрий послал ей телеграмму с приглашением на годовщину его супружеской жизни с Оксаной, но она, к большому удивлению и даже беспокойству сына, почему-то не приехала. Так что в просторной адмиральской квартире «свадьба по-питерски» гремела без родительского пригляда. Выпито было много. Все изрядно запьянели. Оксана пила почти наравне с мужчинами. А во втором часу ночи с дачи позвонила сестра матери и попросила Дмитрия, чтобы он срочно взял такси и приехал за матерью, у которой начались боли с подозрением на аппендицит. Ничего не оставалось делать: Дмитрий налил в фужеры шампанского, друзья выпили, и он, расцеловавшись с женой, пообещал, что часа через три он вернется с матерью.

Весь этот вечер Оксана много и жарко танцевала под западные ритмы джаза, записанного на магнитофон. Дмитрию неприятно бросалось в глаза, что, танцуя с Орловым, Оксана как бы вливалась своими тугими красивыми ногами в ноги Орлова, который, считая такую физическую близость не совсем приличной, мягко отстранял ее от себя, когда она обвивала руками его шею. Не нравилось это и Дмитрию. Хоть и не впервые червь ревности точил его душу, но на этот раз он успокаивал себя тем, что Орлов ему был как родной брат. А с Оксаной он решил поговорить завтра, когда она протрезвеет, и он ей сделает замечание, что ее развязность была более чем неприличной.

Дмитрий уехал во втором часу ночи, а вернулся с матерью, когда утреннее солнце, высветив высокий купол Исаакиевского собора, уже подбиралось к гранитным колоннам, скульптурным и причудливым горельефам собора. Первое, что бросилось в глаза Дмитрию, когда он, сняв плащ, вошел в гостиную, это были пустые бутылки на столе. Он даже подумал: «Неужели пили после меня?.. Эдак можно богу душу отдать».

Умывшись в ванной, он достал из холодильника начатую бутылку цинандали и стоя, одним духом выпил целый фужер. То, что он увидел, отворив дверь кабинета, привело его в полушоковое состояние. Он глухо, как от боли, вскрикнул и, словно его ударили в грудь, отступил назад. На его возглас, который больше походил на стон, отозвалась из соседней комнаты мать:

— Ты что, сынок?..

На разобранной тахте, сбросив с себя шелковое покрывало, лежали Оксана и Орлов. Они безмятежно спали. Орлов, широко распластав руки, лежал на спине и тихо, равномерно похрапывал. Оксана, уткнувшись лицом ему в плечо, во сне чему-то блаженно улыбалась. Ее левая рука лежала на груди Орлова.

— Сынок, ты чего застыл в дверях? — услышал Дмитрий за своей спиной голос матери.

Бесшумно закрыв за собой дверь, Дмитрий, пошатываясь как в полусне, подошел к столу и, высоко подняв голову, окаменел. Невидящими глазами он смотрел перед собой, словно вглядываясь во что-то такое, что являло собой смертельную опасность. Так напряженно стоят слепые, когда они по слуху определяют близость надвигающейся угрозы.

— Ты что? — тихо спросила мать, положив руку на плечо сына и тревожно заглядывая ему в глаза. — Что с тобой? Уж не болен ли? — Видя, как дрожат у Дмитрия губы, как горло его задергалось в судорожных спазмах, словно ему не хватало воздуха, она принялась трясти сына за плечи. — Да что с тобой, сынок?.. У тебя что-нибудь случилось?

— Случилось, мама… — с трудом проговорил Дмитрий и, не шелохнувшись, продолжал смотреть перед собой.

— Да что с тобой? — чуть не плача, вопрошала мать.

— Открой дверь кабинета, и все поймешь…

В следующую минуту Дмитрий услышал за своей спиной сдавленный возглас матери, переходящий в протяжный удушливый стон. Держась одной рукой за сердце, а другой опираясь о выступ буфета, она расслабленной походкой шла к своей комнате.

— Сынок… Где у нас… нитроглицерин?.. — Лицо матери было багровым. Задыхаясь, она прошла в свою комнату и беспомощно, словно ее покинули последние силы, опустилась на тахту.

Дмитрий принес матери капсулу с таблетками и положил перед ней на туалетную тумбочку. Мать приняла таблетку и, избегая встретиться взглядом с сыном, еле слышно проговорила:

— Что же будем делать-то?..

— Я уже решил, мама, — тихо проговорил Дмитрий.

— Что ты решил?

— Я сейчас уйду, мама… Напишу им записку и уйду… Только прошу тебя: скажи им, чтобы к моему возвращению их обоих не было в нашей квартире. Пусть забирают все свои вещи и забудут мой дом. О разводе мы созвонимся по телефону. Ты не расстраивайся. Чему быть суждено — того не обойдешь и не объедешь.

Мать глядела на сына такими глазами, что, казалось, скажи ей какая-то неведомая всевышняя сила, чтобы за счастье сына она заплатила жизнью, — она бы не дрогнула и не раздумывая отдала свою жизнь. Но чудес на свете не бывает. А поэтому, видя, что решение сыпи было твердым, она согласно кивнула:

— Хорошо, сынок… Уходи. Так будет лучше. Только скажи мне, где ты будешь?

— Я на сутки уеду на дачу. Мне нужно собраться с духом. За меня, ты не бойся.

Дмитрий прошел в гостиную и на клочке бумаги, вырванном из блокнота, написал: «Прошу обоих немедленно освободить квартиру. Дмитрий».