Матросская тишина

Почувствовав недоброжелательный настрой дворника, Яновский, перед тем как встать, решил разрядить обстановку:

— Вот посмотрю я на вас, Семен Данилович, и на душу мою тихая радость, словно легкое облачко, опускается.

— И чем же это я завлек тебя? Уж не тем ли, что взаймы не прошу?

— Правильно вы живете, Семен Данилович. Приличная пенсия, работа по душе, дети у нас все в люди вышли, внуки красивые, здоровенькие, да и сами вы всегда чисто выбриты, будто только из салона-парикмахерской. Позавидуешь. Был бы журналистом — очерк о вас написал бы.

— Да и ты, друг ситный, как погляжу, устроился неплохо. Жена у тебя хоть и постарше на целых десять годков, зато ухаживает за тобой, как за малым дитем. И опять же теплый ветерок дует в твой парус. Не жизнь, а малина!..

— Что это за теплый ветерок? — Яновский по лицу дворника старался понять, на что он намекает.

— А как же… — Семен Данилович стряхнул с коленки пепел, слетевший с сигареты. — Хотя учение свое ты еще не закончил и больших постов пока не получил, а твоя румяная блондинка по Москве тебя возит с ветерком, как прынца. А в Кержинском переулке всегда расстаетесь с поцелуйчиками. Вот уж тебе-то нельзя не позавидовать.

С одной стороны — сытно, а с другой — сладко. Как мышь в крупу попал.

Щеки Яновского обдала волна жаркого румянца.

— С кем-то вы перепутали меня, Семен Данилович. Никакие блондинки по Москве меня не возят, а о поцелуйчиках вы, как всегда, по привычке пошутили.

— Нет, мил-человек, в серьезных делах не шутят. — Семен Данилович расправил усы и, вглядываясь в даль, что-то искал глазами.

— А как у вас со зрением-то? Может, обознались? Может, перепутали меня с кем-нибудь? А, Семен Данилович?

— Со зрением-то? — В усах дворника шевельнулась ухмылка. — Со зрением у меня, думаю, что получше, чем у тебя. Пока без очков читаю. Даже платье твоей блондинки рассмотрел. Красное такое, в белый горошек. Носит она такое?

Побелевшие ноздри Яновского вздрогнули, брови в строгой складке сошлись у переносицы.

— Знаете что, Семен Данилович… Вы человек глубоко русский и далеко не глупый. Так вот, напомню вам: уважайте старую русскую пословицу: шути, брат, да знай меру! И еще есть у нас, у русских, пословица, в ваши годы вы ее должны знать: когда кажется — крестись… А вам сегодня что-то показалось. — Яновский, не дожидаясь ответа дворника на свою дерзость, резко встал и быстрыми шагами направился в сторону своего подъезда.

— Ну что ж, перекрестимся, когда час придет! — громко бросил вдогонку Яновскому дворник. И чтобы успокоить свои нервы, вслух, зная, что на расстоянии Яновский уже не услышит его слов, проворчал: — Ничего, я еще, стервец, найду случай пощекотать твои одесские струнки. «У нас, у русских…» Ты такой же русский, как я… — дальнейшие гневные слова не подвернулись.

Не прошло и десяти минут, как из четвертого подъезда выскочил Яновский. На нем был уже другой костюм. Судя по быстрому шагу, он куда-то торопился. Мимо скверика прошмыгнул, даже не взглянув в сторону дворника. Провожая его взглядом, Семен Данилович по-стариковски хмыкнул, а про себя подумал: «Да… Маху я дал… Дал маху. Не поговорил по душам с Вероникой Павловной, когда она с временной прописки переводила его на постоянную. А зря! Можно было бы и притормознуть. Она человек душевный и меня уважает. Да и Валерка ко мне как к родному деду относится… А ведь я уже и тогда знал, что он кобель…»

И тут же созрел план: до приезда фронтового друга он зайдет к Веронике Павловне застеклить форточку. Два дня назад порывом ветра у нее выхлестнуло стекло, которое, на счастье, упало во двор в каких-то трех-четырех шагах от тротуара. Стекло он уже вчера вырезал в хозяйственном магазине, взял у маляра и кусок замазки. Мелких гвоздей кусачками нарубил из тонкой проволоки.

«Вот и найду причину поговорить с ней по душам. А там пусть смотрит сама. И об этой блондинке в красном платье расскажу. Пусть откроет глаза. Она должна знать».

Предупредив жену, что он на часок отлучится из дома, Семен Данилович, предварительно позвонив по телефону, пришел к Веронике Павловне. Как всегда, она встретила его приветливо, запретила снимать ботинки с наставительным упреком: «У нас не музей!» — и провела в комнату, где была разбита форточка.

— Что-то я Валерку больше недели не вижу, — сказал Семен Данилыч, стоя на подоконнике. — Поди, где-нибудь отдыхает?

— С ребятами поехали по местам боевой славы в Белоруссию, — ответила Вероника Павловна. Стоя у окна, она помогала дворнику: подавала ему стекло, замазку, то и дело падающие из его рук гвозди… — Он у меня непоседа. Как только наступает лето — его не удержишь: то с друзьями отправляется в турпоход, то кочуют по местам боевой славы, то плавают на лодках по Оке или Москве-реке…

— Хороший у вас сынок растет, не избалованный, — шепелявил Семен Данилович, зажав в зубах гвоздики, которыми он закреплял в пазах форточки стекло. — Не в пример другим.

— Кого вы имеете в виду? — полюбопытствовала Вероника Павловна, знавшая почти всех ровесников Валерия в своем доме.