Пули бьют в упор. Эшелон штаба Заднепровской бригады бронепоездов — эшелон матросской бригады, — тормозя, подходит к вокзалу Знаменки, занятой кубанцами генерала Шкуро.
Эшелон стал, и неожиданность эта остановила казаков.
— Ото ж матросы, сукины дети, воны що–нэбудь удумалы.
Попов ползет по крыше раскаленных зноем вагонов… Доглядай, поспевай! Уф!.. Как выходные стрелки поставлены?.. Вон казаки лезут… Горячо!..
И он с крыши запустил первой очередью по кубанцам:
— Куды лезете — тут для некурящих!
Петечка видит: комендантская команда держится. И затем бежит к паровозу:
— Машинист!
Из угольной лавы высунулось черное лицо.
— Машинист! Не робей, дядя! В жизни раз помирать, и то, когда сто лет будет.
Петечка бежит к концевым вагонам…
Машинист дал ход. Тронулся эшелон, и тогда вновь ударили в упор из окон вокзала и из–за строений. Попов вдруг хватается за «льюис»… Ай!.. А стре́лки, как поставлены выходные стрелки? Эшелон уже идет. Братки из вагонов отстреливаются. А если эшелон свернет по южной ветке? А надо на запад! Крышка! Каюк, темный люк!
Петечка снова влезает на ходу на крышу вагона и бежит, перескакивая с крыши на крышу… Петечка кричит машинисту «стоп» и соскакивает у самых стрелок.
Петечка у стрелки. Стрелочник стоит на месте, кричит ему:
— Товарищи, швыдче. Усё готово. Проходите!
Петечка поворачивает назад. Добрэ, дядько! Это дело. Теперь пройдем. Факт. Фак–те–ец! Го–го! Хотя стой! Дай погляжу сам.
Петро опять у стрелки. Кричит стрелочнику:
— Дядько, ложись. Убьют казаки!
Дядько машет матросу — ладно, мол. Но Петро идет к дядьке и видит, что стрелка переведена… на юг, к белым.
— Ты что ж? А?
Дядько лезет в карман. Ясно — зачем. Попов бьет дядьку в ухо навылет. На месте. И перебрасывает стрелку. Эшелон идет, ускоряя ход, на запад, к своим!
Что у дядьки в карманах? Доглядай! Револьвер. Деникинские деньги. Погоны. Зажигалка. Бумаги… Так!
В штабном вагоне Петечка идет на прямой провод. Вызывает Володечку.
Потом в гроссбух — в статью расходов — заносит: «Переодетый белогвардеец (офицер) под формой стрелочника пущен в расход на станции Знаменка».
БРОНЕПОЕЗД «СПАРТАК»
— Встать!
— Вста–ать!
И бойцы, повстанцы Украины, встают. Они встают медленно и грузно… В походах прилип чернозем Украины к ногам бойцов. Ноги натружены, огромны и тяжелы. Как ими идти, как ими ступать по степям Таврии?..
— Вста–ать!
Встань и ты, если наш. Встань и слушай повелительный возглас, вскаляющий кровь, — возглас, следующий по уставу, блюдимому нами, — «Встать!».
А если ты не наш, если ты враг, — присутствуй здесь и гляди на то, что произойдет. Гляди, недострелянный! Гляди, пока жив! И слушай, слушай!
Бойцы, повстанцы Украины, встали. И за возгласом «Встать!» по степи таврической лег клич:
— Вперед!
— Вперьод!
Вперед, хлопцы! Вперед, товарищи! С нами! Мы идем в атаку! Мы идем брать Мариуполь. Сегодня, 24 марта 1919 года.
Ты был, родной, в атаке? Был? Дай, старый боец, руку на ходу. Шире шаг! Пошли!.. Идем сегодня снова!
А ты, комсомолец? Идем, браток. Ты много увидишь и поймешь сегодня…
По степи таврической — тяжелая поступь бойцов. Нет еще встречных пуль, но сердце бьется неровно. Что будет сегодня, что будет сегодня?
Город молчит… Море молчит… Небо молчит… Только степь гудит… Наши глотки гудят… В твою славу, за твою жизнь, Украина, — и пусть! — гудят перед нашей смертью!
Город заговорил:
— Дывись, Яким Хрущ упал.
— Хто там коло ранетых, остановывсь? А ну, вперьод!
— Дывись, Трохим Коцура упал.
— Вбыт. А ну, ходом!
Дивись, Украина! Дивись! Партизаны идут, не идут — лётом рвут. Ах, пули бьют, бьют… По наше мясо плачут, кричат. Чуешь, Украина? Чуешь, мати?!
В цепи и матросы, бригаде в помощь данные, летят. Ходом! Ходом!
Жарко бежать в атаке, тяжело бежать. Двести патронов на теле, и каждый патрон более пяти золотников.
Пули бьют, бьют… Глухим бы сделаться. А ну, не робеть! Швидче! Кто там в землю лезет?..
— Партизани! Товариство! А ну, разом, а ну, визьмем! Вперьод!
И, наискось держа винтовки затворами у глаз — хоть одна бойцу от пули защита! — кидаются партизаны к первым домам. За вильну Украину!
Опалены вражьими выстрелами брови и ресницы, и опять падают повстанцы. Умирающие дышат кислым запахом бездымного пороха. Залегли все. Сливают кровь раненые, и идет от нее пар.
Примолк город. Белые держатся.
И когда примолк, — еще раз рев по его стенам шарахнул:
— Виддай Мариуполь!
Братки хрипят:
— А ну, дай море!
От бега тяжелых ног задрожал город.
— Отдай!
— Видда–а–ай!..
Третья бригада повстанцев вошла в Мариуполь, Белых — в пыль. Штаб бригады быстро и победно дал телеграмму: «Мариуполь занят». И дальше стучат юзы…
Что будет сегодня! Что будет сегодня!
И в тот же день, следом за атакой, паровоз по рельсам прыгает, мотается, семьдесят верст в час идет, ветер свистит, — рот и нос забивает. Стук на стыках, как пулеметный, — в одно сливается. Рви, ай, рви!