Мацзу (СИ)

— Давай по тринадцать, и возьму пятьсот ящиков сейчас и еще тысячу через два-три дня, когда вернется моя самая большая джонка, — сделал он интересное предложение.

Не зря я тратил время на Чжана Гуя.

— Хорошо, но мне опасно держать товар долго. Через три дня может остаться меньше тысячи ящиков, а то и весь уйдет, — предупредил я.

— А если я заплачу вперед? — предложил он.

— Тогда они дождутся тебя здесь или в другом месте, о котором сообщу с гонцом, — пообещал я.

После чего приступили к перегрузке. Мои матросы работали, как черти. Когда избавимся от груза, сразу получат расчет за рейс, а это раза в два больше, чем имеют другие китайские моряки, причем за самовыгрузку даже втройне. К тому же, без этого опасного товара будут чувствовать себя спокойнее. Да и ночью прохладнее, не так влом вкалывать, как днем в жарищу.

Мань Фа расплатился серебряными «копытами» и «черепахами» за полторы тысячи ящиков опиума, после чего убыл в восточном направлении, к Гонконгу, хотя прибыл с севера, из Макао.

Попрощавшись с ним, я прилег возле фок-мачты, подальше от храпящего Чжан Гуя, который выдавал такие рулады, громкие и замысловатые, что заснуть рядом было бы подвигом. В данном случае не хочу быть героем.

Показалось, что разбудили меня буквально через минуту. На самом деле темнота начала сереть, значит, проспал часа два. Вместо рулад с полуюта доносился громкий голос Чжан Гуя, который желал лицезреть меня.

— Ничего не помню! — признался он, шлепая ладонями по припухшим, помятым щекам. — Что вчера случилось?

— Ничего особенного, — ответил я. — Мы с тобой пили-пили, а потом ты рухнул на палубу и заснул.

— Я рухнул?! — не поверил он. — Такого никогда не было!

— Всё когда-нибудь случается в первый раз, — поделился я жизненным опытом и перевел разговор в нужное мне русло: — Мы договорились, что ты купишь десять ящиков опиума по двадцать семь серебряных монет за головку, а вечером приплывешь на двух больших джонках и доберешь еще тысячу.

На самом деле он не говорил такого, но, если ничего не помнит, запросто мог. У пьяного языком распоряжается хвастовство.

— В мою джонку один ящик с трудом поместится! Второй мне придется держать на руках! — возмущенно произнес Чжан Гуй.

— Вот я тоже так подумал, поэтому отнесся к твоим словам про десять ящиков без должного уважения, понадеявшись, что ты не обидишься, но, надеюсь, что про тысячу ты все-таки не шутил, — предположил я.

— Про тысячу говорил серьезно, — признался он, но как-то не очень убедительно. — Вечером приплыву и куплю, как договорились. — После чего испуганно спросил: — Где моя джонка?

— Вон она, на берегу, — показал я на узкий пляжик на острова, куда гребцы вытащили нос джонки и расположились рядом с ней ан ночлег. — Сейчас пошлю человека, чтобы разбудил их.

— Не надо! — раздраженно отмахнулся Чжан Гуй, после чего сложило руки рупором у рта и проорал громче судового тифона: — Эй, бездельники! Просыпайтесь и плывите ко мне!

Повторять ему не пришлось. Гребцы вскочили мигом и полусонные метнулись к джонке. Наверное, когда хозяин был рядом, слова подкреплялись тумаками. При таком весе даже легкий удар может запросто превратить лицо в морду.

В кувшине еще осталось малость, поэтому я предложил купцу похмелиться.

— Нет, с тобой больше не буду пить, — категорично отказался он, но кувшин с остатками байцзю забрал вместе с одним ящиком опиума, заплатив, как ни странно, американскими долларами.

Наверное, по пути в Макао зальет горе самогоном. Ведь гребцы обязательно проболтаются, что какой-то гвайлоу перепил их хозяина, отомстят за тумаки. Ничего, как-нибудь переживет. Я точно знаю, что наша встреча не войдет в историю человечества, как день национального позора Поднебесной.

42

Начался день с неожиданной побудки и закончился так же. Если выбиваешься из обычного графика, лучше дотянуть до следующей ночи и наверстать сразу за две. Иначе начнется необычный график.