Матушки: Жены священников о жизни и о себе

Хочу рассказать о происшедшем со мной в детстве утешительном событии. Мне было тогда лет восемь или девять. Моя мама уехала в отпуск в Псково-Печерский монастырь (у нее там были дела: она помогала восстанавливать монастырь, в то время даже стены монастыря были в плохом состоянии). Прошло время, и я затосковала по ней, да так сильно, что в один из дней стала безутешно плакать. Я думаю, что с каждым ребенком в его жизни это происходит. Мои братья стали уговаривать меня, а мне становилось еще хуже. Тогда я подошла к иконам и стала молиться вслух и говорить: «Матерь Божия! Где же мама? Что с ней? Когда она приедет?» На следующий день утром мама стояла на пороге. Все удивились, ведь она должна была приехать намного позже. Что такое? Она отвечает: «Вчера батюшка Савва увидал меня и говорит: «Анна! Немедленно поезжай домой! Там Наталия плачет и просит Божию Матерь – когда же приедет мама!» Вот так духовный отец болеет, жалеет, молится о вверенных ему чадах. Даже слезный плач не совсем маленькой девочки он услышал, вот почему так много было и есть благодарных сердец. Он говорил, что будет молиться о нас всегда, – в этом тоже есть наше упование.

Когда я была девочкой лет четырнадцати-пятнадцати, к нам иногда приходил один старец по имени Георгий. Он был из тех монахов, которые в годы гонения на Церковь служили тайно – в лесу, в землянках. Жили они в Москве на квартирах, а в лес ездили совершать богослужения. Это была так называемая «катакомбная церковь», но мы там никогда не бывали.

Он приходил к нам вечером, и всю ночь мы сидели при свече, потому что он не мог появляться явно. Когда к нам приходили люди и спрашивали: «Кто это к вам приходит?» – мы отвечали: «А это наш родственник. Дедушка». Старец Георгий прошел Соловки и все эти ужасы, он носил вериги. Рассказывал, как на Соловках потопили людей на пароходе, бросая их в воду через люк. О пытках рассказывал, как усы рвали. Начало шестидесятых годов – время хрущевских

гонений на Церковь, храмы и монастыри закрывались. Как-то старец нам сказал: «Сейчас закрывают, а скоро откроют храмы». Мама спросила: «Отец Георгий, я-то увижу это время?» «Нет, Анна, ты не увидишь. А вот Наталья увидит». И действительно мама умерла в 1985 году. И еще он добавил: «Какое счастье тому, кто в это время придет в храм. И не отложит. Потом могут быть непростые времена».

Детство

Наша семья всегда была открыта для мира, все знали, что мы верующие. Мама этого не скрывала, и когда я пошла в школу, все также знали, что я верующая. Несмотря на это, ребята в школе относились ко мне хорошо. Я, конечно, ничего никогда об этом не говорила, но все видели крестик. Мы жили в небольшом подмосковном городке, где многие друг друга знали. Я не чувствовала себя уж очень ущемленной. В четвертом классе нас принимали в пионеры, и я сказала, что не буду пионеркой, чем очень напугала учительницу. Мама мне ничего не навязывала, но, будучи к тому времени глубоко верующим человеком, она молилась за меня. Мы всегда по утрам вместе молились, читали по главе Послания апостолов, Евангелие, а вечером после молитвы с нами, она молилась одна. Я помню, как мы, дети, лежа в постели, видели маму стоящей на коленях перед иконами и молящейся. Мы чувствовали, что это была наша защита, и нам было так спокойно и хорошо.

Когда я была маленькая, очень любила танцевать. Для меня это было как молитва. Мы жили в деревянном доме. Я помню свое ощущение необыкновенной радости, когда выбегаешь на улицу, а навстречу тебе солнце, небо, великолепные большие тополя! Кругом птицы, цветы: у нас во дворе розы росли, цвели вишни. Когда я видела все это, мне хотелось петь: «Господи!» Я много в то время сочиняла таких песнопений, пела Господу, Матери Божией. Больше же всего я любила танцевать. Весь восторг жизни выражался у меня в движениях, в танце. Часто люди на нашей улице собирались вместе, отмечали праздники и непременно звали меня: «Наташа! Иди, станцуй нам!» Мне было тогда лет семь-восемь. Я начинала танцевать и уже не видела ничего вокруг – так вся уходила в танец, словно летела куда-то и сама себе пела. Мне хлопали, угощали конфетами. Знакомые советовали маме не пропустить этот талант и отдать меня в балет. Но мама мне внушала: «Как ты можешь думать о балете? Представь себе, что завтра служба, праздник, а тебе сегодня вечером танцевать: ведь это же большой грех – танцевать под праздник! Нельзя этого!» Сейчас, когда я вспоминаю свои переживания и даже страдания по этому поводу, я понимаю (и понимала тогда!) что все же самым главным для меня была вера в Бога. Чем оправдаюсь? Только верой! – по слову апостола Павла.