Маугли из Космоса (СИ)

Старыгин-младший, Берестов и Болотников выбросили из своих рюкзаков все лишнее, оставили товарищам тяжелые «Калашниковы», захватив с собой только пистолеты. Причем Берестову, не имевшему личного оружия, Привалов вручил собственный ТТ.

— Помните, — напутствовал их генерал. — Главное — вытащить из этого дерьма пацанят, а с пришельцами, мать их космическую за ногу, если доведется, я и сам по душам поговорю… От лица всего прогрессивного человечества.

— Служим Советскому Союзу!

Глава 38

Из показаний бывшего восьмиклассника, бывшего пилота-навигатора первой позиции, ныне подсудимого Эрика Ф. в Галактическом Трибунале

Зря мы рассчитывали всласть подрыхнуть на утренней зорьке. Учитель разбудил нас, едва рассвело. Не знаю, как другие, а лично я с трудом продрал глаза. Уснули мы часов в двенадцать, наверное, а встали в пять. Проклиная себя, что поддался вчера общему настроению поточить лясы, я выбрался из палатки. Ночной ясности как не бывало. С реки натянуло туману. Мне он сперва показался дымом лесного пожара, но это — спросонья. Дышалось легко, хотя в воздухе висела сырость. По походному расписанию, готовка завтрака была на мне. И я первым делом поплелся к кострищу. Огонь давно погас, но угольки еще были горячими.

Я сложил из лучинок «шалашик», сунул под него сухую бересту и обрывки газеты. Подождал, покуда займется береста. Подхватил ведро и кинулся к реке. И тут же зацепился за что-то ногой, кувырком покатился в сырую траву. Ведро отлетело в туман. Я услышал, как оно громыхает по прибрежной гальке. Подняться я не успел. Рядом оказался Учитель. Глянул сверху, и мне снова почудилось, что он меня сейчас в блин раскатает, как это было, когда я не мог выполнить его команду на тренажере. Знаете, Михаил Васильевич никогда не нервничал по пустякам, чтобы его разозлить, надо было сделать что-то из рук вон. Психовал Учитель редко, а голос повышал еще реже. И никогда не ругался. И в ту минуту тоже спокойненько так сказал:

— Вставай и иди к реке.

Я поднялся, стал озираться в поисках ведра. Его нигде не было. Зато увидел злополучный рюкзак, за лямку которого зацепился. Это был учителев рюкзак — тяжеленный, пуда четыре, наверное, если не больше. Его Михаил Васильевич никогда не оставлял без присмотра. Вот и вчера, отправляясь с «босяками» на рекогносцировку, взял с собой. Хотя вполне мог оставить в лагере, но, наверное, побоялся, что кто-нибудь из нас сунет туда любопытный нос. Кстати, я до сих пор не видел, чтобы Учитель раскрывал рюкзак — доставал что-нибудь из него или, наоборот, что-нибудь туда прятал. Даже свои личные вещи Михаил Васильевич хранил в рюкзаке Грини Турова.

Выходит, сейчас Учитель разозлился, что я потревожил его багаж? По-хорошему надо было извиниться, но я не стал, наоборот, разозлился — нечего разбрасывать, где попало свои драгоценные пожитки! Эх, если бы я знал тогда, что это за пожитки… Ну а если бы и знал, что бы тогда сделал? Удрал бы? Один, в тайгу! Как же… Да и пацанов бросить бы не смог… В общем, сцепил зубы, и побрел, прихрамывая — сухожилия я слегка растянул, — к реке, искать ведро. Оно, кстати, валялось в каких-то двух шагах, просто туман был очень густой, хоть на ощупь пробирайся.

Ну, набрал я воды, вернулся, значит, к костру. И вовремя: лучинки мои почти прогорели. Подкинул еще. Потом добавил сухих полешек. Дело пошло веселее. Повесил над огнем ведро, предварительно перелив часть воды в чайник. Принялся ждать, когда закипит. Завтрак у нас был немудрящий. Сунул в кипяток пару пачек горохового концентрата, добавил тушенки для сытости — и знай себе помешивай. Я почему об этих пустяках так подробно рассказываю? Да потому что так начинался последний день нашей нормальной жизни.

Не знаю, что вы сделаете с нами дальше, к чему присудите, но хочу, чтобы вы поняли. Да, мы мечтали о звездах, готовы были жизни отдать за право к ним полететь, но… Не так же… Простите, отвлекся… Пока я возился с костром и водой, наши тоже из палатки повыползли. Сонные, угрюмые, зевают, как крокодилы. Похватали умывальные принадлежности — и к реке. Мне бы тоже не мешало умыться и зубы почистить, но я кашевар, мое дело сначала жрачкой народ обеспечить.

Вода в ведре закипела, я достал из рюкзака концентрат и только тут сообразил, что кроме экипажа и Учителя в лагере никого нет. Михаил Васильевич вернулся один, без «босяков». Не могу сказать, что меня огорчило это открытие. Наоборот, я только порадовался. Каши готовить меньше, да и нам больше достанется. «Босяки» были прожорливые, как троглодиты. Нам вечно не хватало жрачки, а пожаловаться Учителю мы боялись. Гриня, может, в походе и не тронул бы, зато потом обязательно бы припомнил… Короче говоря, куда делась боевая группа, меня тогда волновало не сильно.