Участковый терпеть не мог эту фразу, словно почерпнутую из детективного фильма. И радовался, что редко приходится к ней прибегать. Однако для задерживаемого эти тонкости милицейской психологии были куда более темной материей, нежели та, что таится в глубинах космоса. Он лишь недоуменно уставился на старшего лейтенанта, будто никогда и не слышал этой фразы, хотя бы и в кино. Вздохнув, Марьин счел нужным пояснить:
— Вынужден временно вас задержать, Михаил Васильевич.
От проницательного милицейского взгляда не укрылось, что учитель заметно напрягся, и Марьин кивнул добровольным помощникам, чтобы были наготове, но вмешательства дружинников не потребовалось. Пожав отягощенными тяжелым рюкзаком плечами физик резко повернул к зданию поселкового совета. Они прошли внутрь. Возле КПЗ участковый попросил снять рюкзак, зачитал постановление о временном задержании Скоробогатова Михаила Васильевича и слегка подтолкнул его к заранее отпертой двери камеры. Задержанный машинально переступил порог и даже не вздрогнул, когда обитая листовым железом дверь с пушечным грохотом захлопнулась у него за спиной.
Мысленно поздравив себя с тем, что обошлось без эксцессов, Марьин отпустил комсомольцев. Ему хотелось остаться наедине с собой и тщательно обдумать тот формальный допрос, который он был обязан учинить задержанному. Правда, сначала нужно было позвонить Болотникову. Дозвониться до следователя районной прокуратуры удалось далеко не сразу, а когда тот взял трубку, то, выслушав малопихтинского участкового, сдержанно ответил, что принял его сообщение к сведению. И ничего больше. А с другой стороны, что еще мог ответить следователь? Поблагодарить за службу? Было бы за что благодарить…
Никогда еще Марьину не приходилось иметь дело с таким нарушителем общественного порядка, каким несомненно являлся Михаил Васильевич. Раньше, когда старшему лейтенанту доводилось брать местного хулигана или пьяницу-дебошира, он снимал первичные показания и сдавал нарушителя с рук на руки сотрудникам районного УВД для дальнейших процессуальных действий. И горя не знал. Конечно, случалось, что задержанный оставался в малопихтинском КПЗ на сутки-двое, и тогда все заботы о нем ложились на плечи участкового. Кто же еще будет охранять нарушителя, кормить, поить, выносить, извиняюсь, парашу? Привлекать к этим малоприятным и малопочетным обязанностям добровольных помощников милиции Марьину не позволяла совесть.
Валериан Петрович страдал склонностью к излишней самокритике и в собственных неудачах никого, кроме себя, не винил, но как отнестись к своему участию в происходящих в последнее время в Малых Пихтах событиях, он не знал. С одной стороны, старший лейтенант не мог предвидеть, что в скромном таежном поселке рудокопов появится его давний знакомец по детдому Миша Скоробогатов. А с другой стороны, о его появлении участковый Марьин узнал несколько раньше, нежели Алевтина Казарова решилась показать своего сожителя милицейским властям. Знал, что в доме учительницы русского языка и литературы живет неизвестный, и не поинтересовался его личностью. Поделикатничал. Пожалел Алю, отца которой весьма уважал, не стал грубо вмешиваться в ее отношения с чужаком.
А потом как ни в чем не бывало принял заявление Скоробогатова об утрате паспорта и прикрылся этим заявлением, словно голый в бане — ушатом. Фактически переложил ответственность со своих плеч на плечи товарищей из райотдела, а у тех забот поболее, чем у поселкового милиционера. Не его ли, старшего лейтенанта Марьина, страусовая политика стала одной из причин совершения в окрестностях поселка четырех, прямо скажем, зверских убийств? Дальше — больше. Выслушав показания свидетеля Кузьмина и почувствовав неладное, он, участковый, не придумал ничего лучше, как учинить в доме Казаровой несанкционированный обыск, что было весьма серьезным нарушением. Конечно, обо всех своих служебных прегрешениях он доложил следователю прокуратуры Болотникову, то есть фактически опять переложил ответственность на чужие плечи, тогда как по инструкции обязан был составить рапорт на имя своего непосредственного начальника.
В глубине своей простой, чистой души Марьин понимал, что слегка перегибает палку. Уж чего-чего, а ответственности он не боится. И к инкриминируемым себе самому нарушениям его толкнули не трусость, не желание спрятаться за чужой спиной, а как раз таки гипертрофированное чувство ответственности. Однако должность участкового тем и отличается от других милицейских должностей, что служитель охраны местного правопорядка должен прежде всего думать не о соблюдении инструкций, а о людях, чью жизнь и спокойствие он поставлен охранять. Даже в ущерб собственной репутации у начальства.